Гарри Грей - Однажды в Америке [litres]

Я начал напевать «Пташки поют для меня и для милой».

Черт, как там будет дальше? Я попрошу Косого сыграть эту песню на моей свадьбе. Вот будет штука. Макси станет моим шафером. Господи, как они удивятся, когда я выложу им свои новости. Что я собираюсь «завязать» и жениться на любимой девушке. И она тоже оставит работу. Больше никаких танцев.

Боже мой, я вспомнил, как такие вещи показывают в дешевом кино про гангстеров — когда один решил уйти из банды, а остальные ему за это мстят. Настоящая куча дерьма. В реальной жизни такого никогда не происходит. Какое дело банде до того, что один из ее членов решил завязать, если он действительно уходит и больше не вмешивается в бизнес? Другим больше достанется.

Когда мы шли к машине, Долорес сжала мне руку:

— Что ты там мурлычешь, милый, и чему все время улыбаешься?

— Скоро я расскажу тебе об этом, моя прекрасная леди, очень, очень скоро. — Я почти плыл по воздуху. Я помог ей сесть в машину. — Поезжай в театр, но не торопись, Джимми, дружище, — пропел я весело.

Я угостил его сигарой. Он улыбнулся. Вот чудесная жизнь. Я тоже куплю себе лимузин и найму Джимми на постоянную работу, но не стану обращаться с ним как с шофером. Я буду относиться к нему как к товарищу, как к человеку, которого уважают. Он — отличный парень. И я — тоже отличный парень. Не считая того, что я самодовольный ублюдок.

Я взял любимую девушку за руку и начал говорить, чувствуя полную уверенность в себе:

— Долорес, дорогая, это лучший день в моей жизни. Ни с кем на свете мне не было так хорошо и уютно, как с тобой, милая.

Она улыбнулась мне и сказала:

— Правда? Я рада.

Долорес похлопала меня по руке.

Эти слова и ее улыбка убедили меня, что я на верном пути.

Я пошел напролом:

— Долорес, милая, я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться.

Чуть смущенно я обвил рукой ее талию и попытался ее поцеловать. Она раскрыла глаза от удивления и отшатнулась в сторону.

Изумленным тоном Долорес сказала:

— Мы почти не знаем друг друга. Кроме того…

Я не дал ей договорить:

— Мы узнаем друг друга лучше после того, как поженимся.

Она сухо перебила:

— Мне давно следовало с тобой поговорить. Впрочем, это можно сделать и сейчас. Я только хочу сказать, что собираюсь выйти замуж и уже практически помолвлена. Кроме того, я уезжаю в Голливуд. Я заключила контракт. И я надеюсь там остаться.

В полном смятении я спросил:

— Что? Когда ты уезжаешь?

— В воскресенье вечером.

Я почувствовал, как земля уходит из-под моих ног. Что случилось с Долорес? Я чем-то оскорбил ее? Как могло испортиться то прекрасное настроение, которое только что владело нами? Уже не было той нежной Долорес, которую я видел мгновение назад. Теперь девушка сидела холодная и недосягаемая. Почему? Не прошло и минуты, как она сочувственно слушала мои слова. Я был уверен в этом. И вдруг такой поворот. Я не мог этого понять. Чего она хочет — просто подразнить меня?

— Лапша, во-первых, я тебя практически никогда не знала, правда не знала. Я и не подозревала, что ты такой… такой славный мальчик.

— Мальчик? — повторил я слабым голосом.

— Ну, скажем, такой славный юноша. Так тебе больше нравится? — Она вежливо улыбнулась.

— А кем же ты меня считала?

— Не знаю, наверное, не стоит входить в подробности, но, если говорить честно, я всегда думала, что ты совсем другого круга.

— Но почему? Ведь за все эти годы ты не дала мне ни одного шанса познакомиться с тобой поближе.

— Нет, давай говорить начистоту. Я помню тебя, как… — Она рассмеялась, потом заметила мой взгляд. — О нет, прости меня, Лапша, я смеюсь совсем не над тобой. Но ты был… — Долорес вздохнула. — В общем, я запомнила тебя… — она заколебалась, — как человека порочного.

Я подсказал ей:

— Не виляй и скажи прямо, что считала меня просто грязным вонючим подонком из Ист-Сайда.

— О нет. — Она взмахнула рукой жестом искреннего несогласия. — Поверь мне, Лапша, я и не думала ничего такого. Я выросла в той же среде, что и ты. Мне и в голову не приходило ничего подобного, но, понимаешь, я всегда тебя боялась.

— Ты меня боялась? Ясно. Какие еще причины заставили тебя избегать меня все эти годы?

— Согласна, я поступала глупо, если рассудить здраво. Мне следовало действовать умнее и отвечать на твои записки и звонки. Но, во-первых, я не хотела, чтобы в мою жизнь вмешивались другие интересы. Я очень честолюбива. Я люблю танцевать, это занимает все мое время, и, кроме того, — заговорила она быстро и почти без эмоций, — уже много лет я люблю другого человека. Это консервативный, миролюбивый бизнесмен, за которого в один прекрасный день я собираюсь выйти замуж. Потому я и поехала с тобой сегодня — чтобы попросить тебя больше не искать со мной встреч и не присылать мне цветов и… подарков.

Я не сказал ни слова. Я продолжал смотреть в другую сторону. Ее слова вонзились мне в сердце и сразили меня. Мое самолюбие было уязвлено. Я смотрел в окно. Потом я медленно повернулся к ней. Она отодвинулась от меня и сидела, глядя в противоположное окно. Долорес тоже повернула голову. Наши взгляды встретились. Ее рука скользнула к моей. Она сжала мне руку.

— Знаешь, Лапша, ты очень симпатичный парень. — Ее глаза были полны сочувствия. — И ты мне правда нравишься.

— Настолько, что ты не хочешь иметь со мной ничего общего, — пробормотал я.

— Есть много других привлекательных девушек…

Девушек? О чем это она говорит? Я что, ничего не знаю о девушках? Я, Лапша? Да я имел их всех, этих шлюх, которые начинают тем, что околачиваются в болтушках на Пятой авеню, а под конец оказываются на Бродвее. Если бы я выложил в один ряд всех телок, которые у меня были, он протянулся бы от Бронкса до самой Бэттери-стрит. Черт возьми, про что она толкует? Ясно, она меня просто дразнит. Никаких «других» для меня не существует. Нет, я должен ее получить. Она сидит у меня в крови. Она глубоко проникла внутрь меня. Если я не смогу обладать ею хотя бы раз, я сойду с ума, рехнусь. Мне пришла в голову безумная мысль. Возможно, если я с ней пересплю, то очарование, которым она меня околдовала, пройдет. Я должен сделать это сейчас. Тогда ей придется выйти за меня замуж. Да, я ее использую. А после этого, да поможет мне Господь, я ее забуду. Так я поступал всегда — спал с женщинами и потом выбрасывал из головы. От этой мысли во мне вдруг вспыхнуло острое, неконтролируемое возбуждение.

Я набросился на нее. Я схватил ее в объятия и сжал так сильно, словно надеялся выжать из ее тела всю красоту и любовь, наполнив ими зиявшую во мне алчущую пустоту.

Она стала кричать: «Перестань, Лапша, пожалуйста, перестань!» Лицо ее было белым от страха. Она крикнула: «Прекрати, мне больно!»

Я покрывал ее мокрыми жаркими поцелуями. Я кусал ей губы до тех пор, пока они не начали кровоточить. В моих руках она была беспомощна, как птица. Своим коленом я заставил ее раздвинуть ноги. Краешек черного кружевного белья, мелькнувший на ее нежном розовом бедре, довел меня почти до безумия.