Николас Пиледжи - Славные парни

Отправляясь задерживать Джермена, Манн и его люди взяли с собой ружья, бронежилеты и ордер на обыск квартиры, снятой на чужое имя в Коммэке, Лонг-Айленд. Когда полицейские вошли, Джермен принялся уверять их, будто они ошиблись. Показал свои документы. Настаивал, что он просто писатель на вольных хлебах. Даже продемонстрировал книгу, которую якобы писал. В полицейском участке проверка отпечатков пальцев подтвердила, что он, разумеется, лгал. Когда затребованное дело Джермена легло на стол Манна, детектив как раз прочёл расплывчатый факс из Олбани. Только тогда он осознал, что «Бобби» из прослушек бесед Генри — это Роберт Джермен-старший. Тут Манну пришло на ум, что он случайно перепутал документы на столе. Но нет. Роберт Джермен-старший оказался не кем иным, как отцом девятнадцатилетнего осведомителя, с информации которого началось это дело. Мальчишка начал с показаний на Генри Хилла, а закончил тем, что сдал собственного отца.

В этот момент в кабинет Манна зашли три здоровяка-детектива с широкими улыбками на лицах. Они принесли большие картонные коробки с крупными красными надписями «Улики». Коробки были заполнены предметами с кухни Робин. В них лежали ложки, сита, миски, весы и фильтры. Полицейские принялись водить пальцами по стенкам мисок, словно дети, собирающие остатки крема, и в восторге закатывать глаза. Так они давали понять Манну, что кухонные принадлежности Робин содержат следы наркотиков. Манн с самого начала подозревал, что вся кухня будет усыпана наркотической пылью. Он выслушал слишком много часов бесконечных бесед Генри и Робин о том, как надо убирать остатки после смешивания и навески очередной партии товара. Робин всегда ненавидела мыть посуду. Не важно, сколько раз Генри предупреждал её, что миски и фильтры нужно ополаскивать после употребления, — она просто игнорировала его. Генри даже купил посудомоечную машину. Бесполезно. Дэнни Манн находил забавным тот факт, что Генри грозил срок от двадцати пяти лет до пожизненного просто потому, что его любовница не любила мыть посуду.

Для помощника федерального прокурора Эдварда Макдоналда и других сотрудников бруклинской опергруппы по борьбе с организованной преступностью Генри Хилл стал настоящей находкой. Он не был генералом мафии и даже сержантом, зато отлично знал, как на улицах делаются дела и зарабатываются деньги. Ему было известно понемногу обо всём. Он мог бы написать справочник о повседневной жизни мафии. С того самого дня в далеком 1954 году, когда он впервые пришел в таксопарк на Евклид-авеню, Генри восхищался миром умников, к которому жаждал принадлежать. Мало осталось такого, о чём бы он в этом мире не знал, и ещё меньше того, о чём забыл.

Не прошло и суток после ареста Генри Хилла, как Макдоналд начал договариваться с прокурорами Нассау, чтобы они передали это рутинное дело о наркотиках федералам, которые с его помощью сплетут сеть для более крупной рыбы. Генри скоро должен был стать ценной добычей, игроком в большой игре, хотя поначалу он сам и не подозревал об этом.

Когда федералы впервые навестили его в тюрьме, Генри сразу начал прикидывать, как бы использовать их, чтобы выкрутиться. Остатки кокаина и оптимизма ещё не покинули его кровеносную систему. Он то заявлял, что готов говорить в обмен на свободу, то на следующий день отрекался от собственных предложений. Он подогревал интерес ФБР упоминаниями об угонах, убийствах и «Люфтганзе», но не сообщал ничего конкретного.

Генри продолжал бороться, хитрить и жульничать многие дни после ареста, но это были лишь последние судороги бандита, с которым уже покончено, рефлекторные подёргивания умника, который ещё не понял, что уже мёртв.

Карен. В ночь его ареста в нашу дверь позвонили два детектива. У них был ордер на обыск. Я не знала, что Генри и все остальные уже арестованы. Я вообще не знала, что происходит. Хотя их визит меня и удивил, я не встревожилась. Полагала, что мне нечего скрывать.

Я предложила им кофе. Как раз поставила на плиту кофейник. Некоторые жёны умников, вроде Микки Бёрк, начинали в таких случаях ругаться, отпускать едкие замечания и плевать на пол. Мне это всегда казалось глупым. Лучше быть вежливой и позвонить адвокату.

Первым делом детективы поинтересовались, кто есть дома, и попросили нас собраться в одной комнате, пока они будут проводить обыск. Что они ищут, нам не сказали. Дети были знакомы с процедурой, поэтому просто уселись смотреть телевизор.

Полицейские вели себя очень тактично. Попросили нас не беспокоиться и обещали закончить как можно скорее. Но проверили всё. Гардеробы. Ящики в столах. Кухню. Чемоданы. И даже карманы одежды, висевшей в шкафах.

Что происходит, я поняла, только когда пришли другие полицейские, проводившие обыск в квартире Робин. Позвонил наш адвокат, Ричи Оддо, и сообщил, что Генри арестован за торговлю наркотиками, обвинение ему предъявят утром.

Поначалу я не думала, что дело серьёзное. Они нашли следы наркотиков в квартире Робин, но не обнаружили ничего, связанного с Генри или нашим домом. Я полагала, что нам удастся выкрутиться. Особенно после того, как на следующее утро в суде Генри подал мне тайный знак. Он лишь слегка согнул ладонь, но я сразу поняла, где спрятаны наркотики. Всё-таки семнадцать лет супружества даром не проходят. Жест означал, что товар на полочке в нише светильника, который мы установили на карнизе у лестницы в спальню. Копы там тоже искали, но, чтобы добраться до этого места, нужно было точно знать, как действовать — вначале опустить руку вниз, а потом потянуться вверх. Сразу после суда я побежала домой, достала наркотики — там, наверное, было не меньше полкило героина — и смыла всё в унитаз. Теперь у них не было доказательств.

Генри мог освободиться под залог в сто пятьдесят тысяч, но сам пожелал остаться в тюрьме на пару недель, чтобы «почиститься». В последнее время он принял столько колёс и вынюхал столько кокса, что потерял ясность мысли. Я подумала, что это неплохая идея. А ещё я думала, что при отсутствии улик у нас есть шанс развалить дело.

Поэтому я не могла понять, отчего Генри выглядел таким встревоженным, когда я навещала его, а Джимми и Микки вели себя так странно. Все нервничали. Потом я пошла повидать адвоката Ричи Оддо. Там же меня поджидал, как оказалось, Ленни Варио. Оддо и Варио были родственниками. Ричи сказал, что не может встретиться с Генри уже пару дней. А ведь он адвокат. В чём дело? Генри скрывается от собственного адвоката? Ричи не понимал, что происходит. Я видела, что это пробуждает в нём подозрительность.

Ленни Варио сказал, что знает Генри всю жизнь. Что Генри надёжен. Выглядело так, будто Ленни успокаивает адвоката, но на самом деле он таким образом через меня посылал сигнал мужу. Генри скорее убьёт себя, чем сдаст кого-то, твердил Ленни.