Владимир Першанин - Мы умрем в один день

В его воспаленном от алкоголя мозгу мелькали, переливаясь ярко-голубым и зеленым, картины его прошлой жизни. Она казалась такой близкой: две судимости, долгие месяцы в больнице для алкоголиков, решетчатые камеры изоляторов, вонючие парные подвалы, где тяжело ворочались, кряхтели во сне такие же бездомные спивающиеся люди, как и он.

Мужик в кепке куда-то исчез, но возникли двое парней, которые согласились выпить с ним в парке, на воздухе. Николай и им рассказал про свою прошлую военную жизнь. Потом предложил одному из парней сходить на танцы и привести какую-нибудь девку.

— За стольник она всем троим даст… — достал из кармана деньги и показал. Каким-то краем сознания Волков понимал, что поступает необдуманно. Но другой голос уверенно его перебивал: этих сосунков ему, что ли, бояться? Десантнику, мастеру спорта по стрельбе…

Волкова оглушили доской по голове, ночью он очнулся от боли в затылке. Хотелось пить, одеревеневший язык едва ворочался во рту. Он дождался утра и, напившись у колонки, снова заполз в кусты. Потом мысли, что те парни могут прийти и добить его, заставили подняться. Оглушенный потерей денег, он брел по улице. Милицейский сержант, идущий навстречу, подозрительно осмотрел его, но останавливать не стал.

Николай не знал, куда шел, но ноги сами привели его к магазину, где вчера он покупал спиртное. В карманах, которые на радостях не успели вывернуть парни, завалялись двадцатипятирублевая бумажка и немного мелочи. Терпеливо ждал, когда откроется магазин. Взял бутылку портвейна, отошел за угол, жадно сделал несколько глотков и сел покурить на пустой ящик. Боль в голове утихла, снова стало хорошо. Ласковое сентябрьское солнце пригревало спину и вместе с вином нагоняло сонную безмятежность. Он переполз на траву, подложил под голову ящик и заснул с мыслями, что ничего не надо решать, а все образуется само собой…

Пилот ПО-2, самолета сельхозавиации, сделал круг над озером. Милиционер, сидевший позади, стукнул по стеклу и показал рукой вниз. Пилот кивнул головой, что понял. Он и без карты узнал остров, который был им нужен — самый большой на озере.

Летчик заложил вираж и пошел на снижение. На фоне желтого камыша и грязно-белых солончаковых проплешин плантация конопли выделялась отчетливым темным пятном.

Вчера утром, когда он направлялся на работу, из «Жигуленка», стоявшего возле его дома, вышел мужчина в кожаной куртке и попросил уделить ему несколько минут для разговора. Не тратя времени на вступление, он попросил летчика во время завтрашней химобработки урочища Семь Колодцев сохранить хотя бы половину посева.

— Вы опытный пилот, знаете, как это делается. Высота, ветер и так далее.

Прощаясь, он торопливо вложил в карман летного кителя пилота небольшой сверток.

Выезжая в командировки в Среднюю Азию, летчик хорошо знал возможности и скрытую силу наркомафии. Весь день он носил пакет в кармане, не прикасаясь к нему, и только вечером, в ангаре, развернул плотную бумагу — в пакете лежали деньги — пять тысяч рублей сторублевыми ассигнациями. Сверхвысокая плата за полчаса работы. Сколько же они возьмут с оставшейся половины поля? Впрочем, это не его дело. А если пойти и вернуть деньги? Зачем ему связываться с преступниками? Но куда возвращать? Он даже не запомнил номер машины. Растерялся или струсил, да и не все ли равно сейчас!

Вернувшись домой, он ходил по комнате, курил, убеждал себя, что все вокруг такие, что страну разворовывают, а парторг их авиаотряда, оказывая услуги начальству, купил за бесценок списанную «Волгу». В конце концов, у него дети, ими он рисковать не мог. А

эти сволочи на все способны. Там, в Узбекистане, он не раз слышал, как бесследно исчезали люди, вставшие мафии поперек дороги. В конце концов, пять тысяч помогали сразу решить несколько проблем. Например, выплатить остаток долга за «Жигули», купленные, не в пример парторгу, по полной законной цене. И даже оставалось еще на дачу, которую он начал строить нынешней весной.

Включив распылители, он повел самолет над плантацией. Милиционер с любопытством смотрел вниз. Пилот делал новые и новые заходы. Зеленоватое облако ядохимикатов окутывало остров.

Сверху не было видно, что облако, сносимое ветром, в основном оседает на озеро, захватывая лишь часть плантации. Чтобы это понять, требовалось быть большим специалистом, а милиционер им не был.

Обе емкости вскоре опустели. Пилот сделал еще один заход и повел самолет в сторону аэродрома.

1992 г.

Ссора вспыхнула вечером. Люди, возбужденные спиртом, разочарованные добычей, которая оказалась меньше, чем ожидали, и которую еще предстояло делить, раздраженно кричали, не слушая друг друга. Ветер раздувал костер, и жестикулирующие тени плясали на освещенных огнем черных глыбах. Было холодно, и ссора помалу затихла, но осталась злоба, которая выплеснулась на следующий день.

Человек в обтрепанной тесноватой штормовке выстрелил в своего спутника, высокого темноволосого парня. Пуля 24-го калибра из двуствольного ружья «Белка» ударила в спину. Темноволосый дернулся, но сумел удержаться на ногах. Оглянувшись, он побежал, зажимая ладонью выходное отверстие в боку. Второй торопливый выстрел из мелкокалиберного ствола, ушел в сторону. Темноволосый быстро слабел, теряя кровь, и догнавший его человек в штормовке поднял над головой ружье, чтобы добить.

Темноволосый отшатнулся. Приклад разлетелся о камень, а человек в штормовке, теряя равновесие, мешком повалился на бок.

Теперь роли поменялись. Темноволосый, тяжело дыша, пинал пытавшегося подняться человека в штормовке, потом обессиленно свалился рядом. У него начиналась агония.

Они спускались по ступеням ржавой металлической лестницы, гремевшей под ногами. Вырубленный в камне колодец к низу расширялся, и от него уходили два ответвления. На полу валялись изъеденные в труху деревянные ящики, тряпье, а в углу Некрасов разглядел несколько снарядных стаканов крупного калибра.

— Сюда, — Федор Щербина показал направление лучом фонаря.

Вдоль неровно обтесанной стены коридора тянулись остатки разноцветного, изрезанного ножами кабеля. Разбитые плафоны и щиты рубильников свидетельствовали о том, что подземные галереи когда-то неплохо освещались. Под ногами хрустели зеленые от плесени автоматные гильзы и сплющенные противогазные коробки. На стене под самым потолком осветилась надпись углем: «Капустин Саня» — числом «11.09.44». Были еще несколько имен.

— Братья-славяне расписались, — сказал Щербина, — здесь и под землей бои шли. Ну вот мы, кажется, на месте.

Федор, наклонившись, снимал и откладывал в сторону наваленные кучей пустые ящики и доски. Вдвоем отодвинули деревянный щит и приставили его к стене.