Анатолий Степанов - Любить и убивать

— Не в деле сложно. Во взаимоотношениях. Отца, матери, дочери.

— Ну, это понятно. От этого, вероятнее всего, девица и сбежала. Кстати, а почему милиция не задействована?

— Девица — совершеннолетняя. Девятнадцать лет. И уйдя, оставила записку. Не ищите, мол, видеть вас не хочу, буду жить по своему усмотрению. У нас же свободная страна, Жора, каждый гражданин живет, как он хочет. А она хочет без родителей. Собственно, в ментовку идти не с чем.

— Эй! Ты куда? — вдруг заорал Сырцов, увидя, что Англичанин свернул на проспект Вернадского.

— К тебе домой, — невозмутимо ответил Англичанин, делая с Ленинского левый поворот на зеленый свет.

— Ну, и где, ты считаешь, я живу? — уже спокойно поинтересовался Сырцов.

— В косом доме на Вернадского, где мы с тобой в свое время выпили не один литр водки, — достойно ответил Коляша.

— Хорошие были времена! — восхитился Сырцов. — Вот когда работенка была! Не то что взбесившихся с жиру девиц искать. — И запаузил, вспомнив, что не об этом речь. — Не живу я теперь здесь, поменял я свою дворницкую.

— Если в Медведково или в Бескудниково — не повезу, — твердо и серьезно решил Коляша.

— В центре, в центре! — успокоил его Сырцов. — В переулочке за Новым Арбатом, рядом с американским посольством и СЭВом.

— Это кого ты так ловко обдурил?

— Никого не обдурил. Доплатил и старичку одному удовольствие доставил. У него в этом доме на Вернадского сын живет на пятом этаже.

— Ну, ты и ловкач. Ну и пройдоха! — обрадовался возможности уличить в неблаговидных делах благородного сыщика Коляша.

— А у тебя какая квартира сейчас? — ехидно полюбопытствовал Сырцов.

— Трехкомнатная, — пришлось признаться Коляше. — Но у меня — семья.

— Семья — это очередная длинноногая дива?

— Не твое собачье дело, — внезапно обиделся Коляша.

— Правда глаза колет. — Сырцов сделал строгое лицо и получил в ответ несколько набившее оскомину, но до сих пор выразительное:

— Козел!

Сырцов засмеялся как можно противнее. Посмеявшись, решил:

— Как ни старайся, Англичанин, не получится из тебя интеллигент, нет, не получится! Менталитет-то уголовный!

Англичанин сделал паузу, потому что после моста над Москвой-рекой осуществлял поворот на Фрунзенскую набережную. Выйдя на прямую, нашел возможным грубо ответить:

— Так же как и из тебя, брянский колхозник! — И вдруг отвлекся, воззрившись на пролетавший слева и назад дом. — Видал, что люди делают? На крышах себе домики строят!

— Пентхауз это называется, — показал свою образованность Сырцов.

— Вот из этого пентхауза девица и сбежала! — сообщил Коляша и без всякой связи помечтал: — Разбогатею — себе тоже такой построю!

— Зачем? — грустно спросил Сырцов.

— Как — зачем? По крыше как по полю гулять, на Нескучный любоваться, а главное: никаких соседей!

По Садовому — туннелем, с разворотом у дома Шаляпина, мимо американского посольства, вниз по переулку.

Здесь, — сказал Сырцов у серо-голубого дома-башни Англичанин приткнулся к тротуару и, не глуша мотора, вновь спросил:

— Ну, как? Берешься?

— Нет.

— Почему?

— Не хочется.

— А чего хочется?

— «Сердцу хочется ласковой песни и хорошей, большой любви», — отвратительным фальцетом пропел строку из старинного шлягера Сырцов. Вышел, обошел «БМВ», пожал руку Коляше и направился к подъезду, на ходу поласкав ладошкой крышу своей бежевой «девятки».

— Все-таки подумай! Время еще есть! — крикнул ему в спину Коляша. Не оборачиваясь, Сырцов поднял правую руку вверх — ладно, мол, слышал…

Набрал код, проник в подъезд, открыл почтовый ящик. За «Вечеркой» прятались ключи от автомобиля, завернутые в бумажку. Сырцов бумажку развернул и прочел корявую строку: «Карбюратор в порядке. Женя». Вот и ладушки. Теперь у него, Сырцова, все тип-топ.

Эту свою квартиру, в отличие от дворницкой, он нежно любил. Более года прошло, как переехал, но любовь к ней все жила в его сердце больном. Ну, естественно, и баловал он ее, свою любимую. Чуть что — подарок. От этого и стала она веселой, ухоженной и украшенной, с которой каждый раз встречаться — радость. Его гнездо, его крепость, его дом на долгие времена. Дамочки, изредка по необходимости залетавшие сюда, сразу же понимали это и не пытались навести в этой мужской квартире уют. У него был свой уют.

После парилки в «БМВ» было жарковато. Сырцов разделся до трусов, сполоснул личико и руки и двинул на кухню. Последний год он держал себя в форме: каждодневные пробежки, каждодневные часовые занятия на тренажере (в лоджии стоял), диета и полный отказ от курева и пьянки. Съел бутерброд (хлеб был с отрубями) с сыром, выпил стакан йогурта и — сыт.

Застелив квадратную (два двадцать на два двадцать) тахту простынкой, бросил в голову подушку, улегся под плед. Сквозь полуприкрытые веки картинка виделась слегка размытой и оттого почти сказочной. Он любовался этой картинкой, он ощущал свою силу и в преддверии сна верил в свое бессмертие. Кто-то вроде шептал ему на ухо: «Хорошо, хорошо, хорошо», и он радостно и бессловесно соглашался: да, хорошо, да, хорошо, да, хорошо… Сначала он сладострастно засыпал, а потом заснул крепко. Открыв рот, он похрапывал.

Разбудил его дьявольской силы телефонный звонок. Мало чего соображая, он рванулся к аппарату, больно ударился коленом о стул и схватил трубку. Зачем-то хотел успеть до того, как звонки прекратятся. «Если бы знать! Если бы знать», — как говорили чеховские дамы.

— Да, — произнес он пискляво, поспешно прокашлялся и тут же выдал басом: — Я вас слушаю.

— Здравствуйте, Георгий Петрович, — сказал в трубке изысканный женский голос. — Наш общий хороший знакомый Роман Суренович Казарян порекомендовал мне обратиться к вам. Он собирался сегодня вечером до моего звонка сам связаться с вами, но я не дотерпела до вечера. Я должна встретиться с вами как можно скорее. Дело не терпит отлагательств.

— Простите, не знаю вашего имени и отчества… — перебил Сырцов.

— Светлана Дмитриевна, — представилась трубка.

— По какому делу вы хотите обратиться ко мне, Светлана Дмитриевна?

— Это не телефонный разговор, Георгий Петрович.

— А другого у нас с вами не будет, — безжалостно сказал Сырцов. Дама на том конце провода замолчала. Потом вздохнула прерывисто и поведала:

— У меня большое горе.

Такими словами обезоруживают. Сырцов посопел и промямлил:

— Я сегодня вечером занят…

— А сейчас еще не вечер! Еще не вечер! — бессознательно повторяя слова глупой песенки, страстно заговорила Светлана Дмитриевна. — Я через десять минут буду у вас и не отниму много времени. Вы всюду успеете, Георгий Петрович, я даю вам слово — вы всюду успеете.

Сырцов сдался и проблеял жалко: