Виктор Иванников - Выбор нового пути борьбы

— Ювелир кто?

— Это промежуточное звено между такими, как Могильщик и смотрящий в этом регионе, адрес ты его уже слышал. Но предупреждаю — он и его охрана вздумали воевать со мной, правда у ювелира похоже сердце не выдержало, сам умер. Моих следов там нет, сразу же предупреждаю.

— Ясно, решим вопрос.

— Самое главное, Павел, думаю, по этому адресу, если сегодня не очень Вы поспешите, то в доме будет идеальная чистота. А вот со смотрителем не стоит тянуть. Он, судя по словам ювелира, опытный, всегда звонит ему перед встречей в самое разное время, если чего почувствует, то сразу же проверка и перебазирование, а всех замешанных в их мероприятии под нож, не мне тебя учить. Так все подпольные этнические криминальные группировки действуют. Скорее всего, мы теперь уже расстанемся навсегда. Мне в этом городе больше делать нечего. Тот номер телефона, что я тебе передал для оказания помощи Наде остаётся. Чем чёрт не шутит, кто знает, как дальше обстановка будет развиваться. Эти две кассеты бери с собой, решайте. Но ещё раз предупреждаю — действовать надо решительно, иначе они предпримут ответные действия. Как я понял — все они прошли Карабах, а там хорошо учатся. И ещё, они наверняка создали вокруг себя гнойную подушку в Вашем городе и выше, поэтому защитники у них обязательно появятся.

Павел хлопнул его по плечу:

— Я и сам так думаю. Попробую лично доложить шефу и дать ему прослушать. Дело и впрямь паскудное, да и на несколько статей тянет. Всё, Егор, удачи тебе. За детский дом не переживай, пока я жив, ничего с ним не случится. Банду Китайца мы, можно сказать, уже извели, кого посадили, кто ударился в бега. Кое-кого из мелких покровителей и прочих осколков крыши придавили. Извини, спешу. Ещё раз, удачи тебе.

Он и вылез из машины и вскоре только визг покрышек известил об окончании их встречи. Егор проследил взглядом за быстро удаляющимися огоньками, никто за ним не поехал. Посидел ещё минут пять и поехал к Николаю. Вскоре он уже был на его квартире. Тот встретил его встревоженным. Но расспрашивать сам не стал. Сначала покормил, а уж потом коротко приказал:

— Докладывай.

Выслушав, покачал головой:

— Егор, это неоправданный риск. Одному против банды боевиков! Хорошо, что всё кончилось вот этим шрамом.

— Николай, ты прости меня, не было времени, всё стремительно завертелось, надо было действовать быстро и решительно. И ещё скажу тебе, как брату, откровенно: не хотел впутывать тебя в эту разборку. Тебе жить в этой стране, да ещё с молодой женой. Сам же знаешь, каких зверей развёл этот режим. Думаю, коломенские твари мало чем отличаются от домодедовских да и других городов. Все они скроены по одним лекалам. Я, братишка, уверен — поступил правильно, и ты бы на моём месте сделал бы точно так.

Николай в сомнении покачал головой:

— А вот Дед, тот бы так не сделал и ты сам это знаешь не хуже меня. Ну ладно, что сделано, то сделано. Собираемся и уезжаем.

— Да, Николай, мне в этом городе больше делать нечего и сюда вряд ли, когда-нибудь вернусь, хотя у меня есть здесь дорогое место и родные люди. По предложению Николая не стали медлить и вскоре они, не останавливаясь и не задерживаясь нигде, ехали к себе.

Спустя пару часов уже были в гостеприимном пансионате. Егору тут же заново «обработали» голову, сделали, как он ни возпажал, пентген головы, посоветовали полежать, но особо и не настаивали. Сергей организовал общий ужин, где они всей командой уже с Ларисой отметили возращение своих боевых товарищей и удачное завершение операции по разгрому одного из отрядов пятой колонны, ныне разбойного государства Ичкерия.

Было как всегда шумновато, все старались показать свою радость вот такой, как в старые времена встрече, хотя им было ясно — с уходом их дорогого Деда этим встречам, вернее тому накалу, сердечности и душевности, который спаивал их в единое целое, уже не бывать. В этой встрече, хотя этого и старался не показать каждый, боевые товарищи Егора заметили изменения, происшедшие с ним. Он стал замкнутым, не разговорчивым, черты лица «посуровели», а взгляд стал жёстким, цепким, оценивающим. Не все могли теперь вынести этот взгляд. Даже его «братья» по команде, знавшие его, что называется, «вдоль и поперёк», не раз смотревшие «безглазой» в её тёмные провалы и ничего, никого не боявшееся, и то предпочитали не встречать взгляд Егора. Поначалу все решили — это временное, «отойдёт», но они ошибались и довольно быстро поняли это. Время отныне не меняло его душевные раны, скорбь, а наоборот загоняло их куда-то вглубь сознания, откуда они «всплывали», причиняя «не загасшую» душевную боль. «Пепел, стучащий в его сердце», всё жёстче напоминал ему о тех бедах и страданиях и его народа, и его самого. Он стал сторониться людей, в том числе и своих братьев, предпочитать одиночество, которое стремился заполнить каким-либо делом. Молчаливость Егора просто бросалась в глаза, говорил только по необходимости, улыбка практически исчезла с его лица. Все попытки его «братьев» расшевелить, втянуть в какое-нибудь житейское дело, позволившее бы ему «придти в норму», уйти от переживаемого им горя, не приводили к успеху, а наоборот, казалось ещё больше заставляло «замыкаться» в себе.

На этой встрече, когда Лариса под благовидным предлогом покинула их застолье, Николай объявил, что на долю Егора выпала задача выполнить последнее задание их отца. Отныне ему придётся жить в Европе и там постепенно контролировать и реализировать те счета, открытые их командиром после работы с рядом толстосумов, успевших «грабануть» родную страну. Все искренне сочувствовали Егору. Ведь, по их разумению, он отныне обречён на одиночество — без друзей, без Родины, без той работы, которой отдал свои лучшие годы. Они чувствовали себя неловко, будто бы они бросают его, оставляя без какой-либо поддержки, наедине со своим горем. А ведь они вместе со своим Дедом всегда все эти годы своей совместной жизни и борьбы привыкли делить радость и горе на всех. Егор же прервал было начавшееся проявление сочувствия от своих братьев. Обведя каждого своим «новым взглядом», цепким, жёстким, сказал:

— Николай, я не уеду никуда до тех пор, пока не воздам этому «толстожопому лизоблюду», пославшему воинское подразделение из простых обманутых, одетых в форму пацанов, на лучшего бойца нашего народа. Мы с Вами отлично знаем — только глубокое чувство долга перед Родиной, перед народом и его будущем нашего командира не позволило уничтожить это подразделение, сохранила жизнь этим одураченным мальчишкам. Я не уеду, не успокоюсь до тех пор, пока эта тварь, неизвестно за какие заслуги, напялившая на себя генеральный мундир, не сдохнет!