Виктор Иванников - По зову долга

— Вот загвоздка Егор, действительно всё пришло в негодность, ни электрики, ни сантехники к нам не ходят уже второй год. Мы сами женщины своими силами кое-как исправляем, чиним, где нам по силам, где это возможно, но конечно всё должно быть исправлено специалистами этого дела. Вон сегодня на кухне кран вырвало, хорошо наша повариха Степановна была рядом, заткнула пробкой деревянной, а то бы пришлось перекрывать всю воду. Правда, на этот раз сантехник согласился придти. Но Вы же знаете, придёт поругается, заменит пробку и уйдёт. Им похоже чем хуже у нас, тем лучше им. — Она вздохнула, подумала и предложила:

— Вот что, Егор. Вы походите, посмотрите, подумайте, как быть с подключением. Катерина Ивановна Вас поводит и покажет. Так Катенька? Покажите? Та, покраснев, кивнула головою:

— Ну вот и отлично, а я, прощаюсь с Вами. Мне надо уехать по делам. Катерина Ивановна остаётся за меня. С этими словами Наталия Владимировна развернулась и ушла в кабинет.

Катя взяла Егорову руку тёплой ладошкой и потянула за собою. Там, в своём кабинете, уже не сдерживаясь, прильнула к нему. Да и у Егора всё на свете, кроме неё, вот такой прекрасной, светящейся от счастья, исчезло разом! Сильные руки приподняли её, прижали, а губы стали исступленно целовать её глаза, щёчки, губки. Вскоре желание «пожаром» покатилось по ним. И вот уже эти руки такие сильные, жёсткие, вдруг стали нежными, ласковыми и тёплыми. И столько в них было теплоты, ласки, что она невольно, да что невольно? С большой радостью отдалась им. А они уже вовсю ласкали её тело, «гуляли» под халатиком. И такая мука, истома от этих сладостных ласк охватила её, что она невольно застонала и судорожными движениями стала помогать. Помогать им нежным тёплым поглаживаниям, прикосновениям. А вскоре, вообще, они не зная как это получилось, оказались на её девичьей кушетке, которая невольно заскрипела, грозя рассыпаться. Ведь чего там говорить то, этот «лежак» был рассчитан на детское тело, ну, в крайнем случае, на Катино, а не на такого вот молодца. Но, ни Катя, ни Егор уже ничего не осознавали, кроме вот друг друга. Жажда наслаждения полностью овладела ими. И вновь его Катенька испытала два величайших пика бабьего счастья, когда она получала свои оргазмы, упоительные по силе воздействия, буйства красок, торжества музыки, ощущению лёгкости полёта. А когда она в минуту наивысшего наслаждения вдруг ощутила в себе, там где-то в самом источнике безумства горячие частички самого Егора, всё в ней буквально взорвалось. Как и прежде торжество женщины победительницы охватило её, гордость за себя, за весь женский род буквально переполняли её. Что и говорить она была просто счастлива. Вот её мужчина, такой сильный, а перед нею он просто ребёнок, ласковый, покорный! Весь отдавшийся ей, слабой, хрупкой женщине! Внезапно, она вдруг вздрогнула, насторожилась, в то время, как он истинный боец, натренированный на любую опасность, неожиданность, натренированный буквально до инстинктов, весь расслабленный лежал, поглощённый до остатка пережитым. Катенька быстрым движением выскользнула из под него, вскочила, несколькими вращениями рук, кистей подтянула бельё, оправила одежду и после этого направилась к двери. И только тогда он очнулся от гипноза полного слияния сердец душ с этой прекрасной, самой лучшей для него женщиной. Но он сразу же «пришёл в себя», как и учили, натаскивали. Вскочил, метнулся к двери, на ходу приводя в порядок свою одежду. Катерина была уже за дверью. Прислушавшись, услышал:

— Катерина Ивановна, пришёл сантехник, ругается, грозится. Егор скользнул за дверь. Растерянная, ещё не до конца избавившаяся от пережитого, она стояла перед грузной женщиной в грязном переднике и халате. Катя умоляюще посмотрела на него, затем на женщину. Егор шагнул, взял Катеньку за руку и обращаясь к женщине, сказал:

— Ведите, я сам с ним разберусь! Женщина облегчённо вздохнула:

— И то дело! Мужчина, а то что одни женщины, вот он и выдрючивается. Они привели Егора, как он понял, на кухню. Тут была большая газовая плита вся заставленная пищевыми баками. Около большой мойки стоял ещё сравнительно молодой мужчина, что-то около тридцати. Точнее определить на взгляд было не возможно из-за явных следов протекшей жизни и избранной им профессии. На нём была вязаная шапочка, надвинутая на рыжеватые волосы, грязноватый бушлат, брюки непонятного цвета, заправленные в сапоги со свёрнутыми почти стопы голенищами. Он нагло, уверенно посмотрел на вошедших, выпучив окаймлёнными рыжими ресницами тёмно карие глаза. Посмотрев пренебрежительно, произнёс:

— Зовут тут всякие. Их пацаны скручивают кранты, а мне чинить. А где кранты-то для Вас взять? «Начённик» не даёт, говорит всё равно пацаны сорвут… Мне что ли за свои бабки Вам покупать? Нет у меня для Вас крантов хуть режь, а «начённик» всё равно не даст. Заменю вот Вашу деревянную затычку на бронзовую заглушку и пущай таперича стоит, Будете знать как скручивать. Егор быстро сориентировавшийся в ситуации, приказал женщинам:

— Выйдите, я сам с ним решу этот вопрос. — Помявшись, они нерешительно вышли. Егор подступил поближе:

— Это кто же тебя, паразита обучал обижать беззащитных женщин и детей. У тебя, что матери не было? Тот нагло забурчал:

— А ты, мужик не лезь. Не твоё это дело, хочешь сам ремонтируй, а мне не приказывай. У меня своих «наченников» полно, их приходится слушать. Сильный удар потряс мужика. Тот стал беззвучно разевать и закрывать рот. Второй удар свалил его на пол. Но ему не дали валяться. Сильная рука за шиворот буквально вздёрнула его на ноги:

— Что же ты шкура делаешь? Хочешь оставить детишек без воды? Пользуешься подлюга что они маленькие, беззащитные? Так? Сантехник быстро пришёл в себя и заныл:

— Ты чаво руки-то распускаешь? Лучше бей «начёнников», они это приказывают здесь не надо ремонтировать! Мне и самому это паскудно тута без ремонта. Но он «начённик» ничего не даёт, ни прокладок, ни крантов, ни пакли. Егор прервал его нытьё, сильно тряхнув за шиворот:

— Кончай ныть, говори толком.

— А говорить-то, и так всё сказано. Уж я не зная чаво «сёдне» то заявку диспетчерская приняла, а то вообще как «начённик» приказал, так и не записывала ихние заявки. А ты ещё дерёшься, вот уйду и гори всё синим пламенем, мне что? Больше всех надыть?

— Стой, не скули, никуда пока не пойдёшь. Ты мне, друг ситный, скажи, сколько вот таких здоровенных дармоедов в Вашем ДЭЗе?

— Мы не дармоеды, мы свое дело туго знаем и делаем, где «начённик» прикажет. А ежели он не велит, то бейся с ним, а не с нами.

— Ты не ной, а отвечай на вопросы.

— Ну я, Михалыч, Степаныч, Лёха Крутило, Владимир Иванович.

— Так, теперь ясно. Вас пять мастеров умельцев, правильно?