Саша Южный - Побег из Вечности

– А теперь давай начистоту, – продолжил этот тип. – Если будешь с нами откровенен, мы, в свою очередь, отнесемся к тебе лояльно. Нам понятно, что у тебя есть кое-что, принадлежащее Железо, так сказать ключ к вашему бизнесу. То, что Ишак, Гарри и Братишка так хотели заполучить. Что это?

Я быстро взвесил все: серьезность этих людей, их осведомленность и то, что в данный момент нахожусь у них в руках. А потому колебался недолго:

– Пакет документов. Действующие полулегальные структуры, финансовые схемы и прочее. Гарри, Ишак и Братишка не вложили туда ни идей, ни денег. Так что они принадлежат только Железо и мне. Ежемесячный доход около пяти миллионов рублей. Если и дальше развивать все это, то доход можно увеличить. При наличии хорошего прикрытия, разумеется.

– Ну что ж, ты честный парень, – похвалил меня этот крокодил в бежевом. – Едем в офис, – повернулся он к водителю.

«Мерседес» утюжил улицу со скоростью сто километров в час. Мимо мелькали дома Ломоносовского проспекта. Я смотрел на тяжелый затылок господина в бежевом костюме и пытался понять, чем все кончится. Этот тип, словно почувствовав мой взгляд, обернулся и вопросительно посмотрел на меня. Когда проезжали мимо супермаркета, он приказал водителю припарковаться.

Машина свернула с проспекта и, заехав на стоянку, встала. Человек, не говоря ни слова, вышел из нее и направился в магазин.

Некоторое время все сидели молча.

– За абсентом пошел, – нарушил тишину водитель.

– Помалкивай, – одернул его мужчина, сидевший справа от меня. – Твое дело вести машину.

– Я вожу, – вяло огрызнулся водитель. – Только Аллигатор определенно на абсент подсел. Я точно знаю. А при такой работе… – Водитель не договорил.

Я усмехнулся про себя. Точнее прозвища и быть не могло. Ни дать ни взять Аллигатор.

– Абсент действует на потенцию. Был в свое время запрещен во Франции и других странах, – произнес я.

– Вот ему и скажешь, когда придет, – произнес мужчина, что находился слева.

На подоконнике, за стеклом, чирикали воробьи. Я сидел в помещении, окна которого выходили на Комсомольский проспект. Оно было респектабельней и просторней моего прошлого кабинета в офисе Железо. Но при всем этом просторе – только от двери до окон около пяти метров, да по длине еще пять с половиной – у меня отсутствовало ощущение свободы.

Я оторвался от бумаг и подошел к окну. По проспекту неслись машины. Глядя на них, мне вдруг остро захотелось сесть в свой новый «ягуар», который я приобрел неделю назад, и скрыться в неизвестном направлении. И это была не беспричинная весенняя хандра, когда становится душно среди бетонных коробок и тебя тянет в сторону далекого горизонта. Работая на Железо, откровенного гангстера, я мог в любой момент уйти от него. И он не стал бы препятствовать. Что он обо мне подумал бы – другой разговор. И то, что я подумал бы о себе, – тоже. Эти два фактора и еще кое-что другое держали меня возле него, не лишая ощущения свободы.

Здесь же все было респектабельно: на входе в офис висела большая бронзовая доска «Проект-Инвест», а ниже, мелкими буквами, шли подробности. На парковке перед зданием стояли дорогие машины, и господа, что шагали по его коридорам, совсем не походили на клерков среднего пошиба. От них пахло деньгами и дорогими одеколонами. При всей этой солидности, я понимал, что уволиться отсюда смогу только через утилизатор. Интересно, есть ли здесь отдел кадров? Об этом у меня не было ни малейшего понятия. Для таких как я, видимо, нет. Жаль. Хотелось бы, при необходимости, уволиться цивилизованным путем. Внутри меня жила неясная тревога, которая заставляла время от времени думать об отходе. Масштаб и возможности корпорации я до конца не представлял, но если то, чем я занимался у Железо, приносило доход, равный пяти миллионам рублей, то здесь от меня потребовали довести его до семи с половиной.

– Сколько для этого нужно вложить? – спросил Бернштейн, мой новый босс.

Я, долго не размышляя, назвал сумму. Она была весьма немалой.

– Хорошо, – легко согласился Бернштейн и пошел по коридору в свой кабинет, оставляя меня стоять с озадаченным видом.

Через полтора месяца работы я сумел довести сумму дохода до шести с половиной миллионов, а вскоре и до семи с половиной. Мне пришлось расширить структуры, это было связано с риском заинтересовать компетентные органы. На что Бернштейн сказал, чтобы я не волновался, а спокойно делал свое дело. У этих ребят был размах и связи. Я сидел на проценте, и потому мой доход тоже ощутимо увеличился. Кроме того, мне по-прежнему приходила доля от Виктора.

Я был весьма обеспеченным молодым человеком. Даже по московским меркам. Я продал «мазду» и приобрел новый «ягуар». И вполне мог купить себе квартиру, но что-то удерживало меня от этого шага. Не было ощущения стабильности положения. Впрочем, у меня никогда его не было. Меня не заставляли ходить на тренировки к Доминиканцу и в тир и, едва я вечером покидал офис, как становился человеком, принадлежащим самому себе. Но это была лишь видимость, не более. Мне принадлежало только время – с шести вечера до девяти утра, – но не я сам.

Черт, как опутан человек! Он только думает, что свободен. За ним словно тянется сеть, которая цепляется за все, что ни попадись. И он не летит по жизни легко и красиво, как птица. Он даже не идет, а передвигается, толчками, рваными импульсами. Наверное, свобода – это всего лишь идеал. И все мы стремимся к нему. В конце концов нам удается его достичь, и тогда мы цинично улыбаемся этому миру фотографией с собственного надгробия. Потому что по-настоящему свободен только покойник. Никто не станет тыкать ему в физиономию пачкой неоплаченных счетов или пистолетом, рисовать какие-то перспективы или взывать к родственным чувствам, поскольку это бессмысленно. Внешне он смирно лежит в гробу, скрестив руки на груди, а на самом деле они свернуты у него в две хороших фиги, которые он с удовольствием адресует этому миру.

Я отошел от окна и сел обратно за стол. В двери постучали, и вошел человек лет тридцати. Светлый клетчатый костюм – стандартная одежда клерка – делал его безликим существом. Это был Андрей. Возможно, секретарь Бернштейна. Или кого-то другого. Мне не считали нужным сообщать. Андрей приносил необходимые документы, иногда новую информацию, записанную на диске. «Здравствуйте. Попросили, чтобы вы ознакомились», – обычно говорил он или: «Просили вам передать». Кто именно просил, никогда не уточнялось. Я не спрашивал. Я вообще ничего и ни у кого не спрашивал. Меньше знаешь, дольше проживешь. В особенности здесь. Я не спрашивал, но глаза у меня были, а еще некоторый опыт, которого вполне хватало, чтобы понять, где нахожусь: серьезная структура, в которой явно прослеживалась связь с госаппаратом и силовыми ведомствами. Насос, качающий деньги. Как чистые, так и грязные. Точка смычки чиновника и жулика. Коррупция.