Евгений Сухов - Зэка укроет тайга

— Не по понятиям это, — поморщился Фома. — Что тогда урки скажут, если я вдруг «побегушником» заделаюсь? Мне дали срок, и я должен париться от звонка до звонка.

— Хм… Мне вдруг чего-то подумалось, что я не с мужиком разговариваю, а с вором.

— А ты поменьше бы думал, вот тебе мой совет, — угрюмо отозвался Фома. — Тогда жизнь повеселее будет… Да и попродолжительнее.

— И что тебе тогда надо?

— У тебя связь на воле есть?

Взгляды встретились, не тот случай, чтобы лукавить.

— Имеется кое — что, — сдержанно признал Николай.

— Тогда лады, настаивать не буду, — с некоторым облегчением ответил Фома. — Об остальном не спрашиваю. Тут вот какое дело… Как ты думаешь выбираться с Камчатки, когда все оцепят? Рано или поздно вас все равно поймают. Людей здесь немного, каждый на виду. Сколько ты сможешь продержаться? Неделю? Месяц? Может, немногим больше, если забуришься куда-нибудь в глухую тайгу и будешь на одном подножном корме жить. Да и то, если тебя медведь не сожрет! Здесь таких немало.

— К чему ты клонишь?

— Что-то припекает нынче, — поднял голову к полуденному солнцу Фома. — Давно такого жаркого лета не помню. Сейчас бы на рыбалку куда-нибудь, в реке искупаться, — протянул он мечтательно. — Вот что я тебе скажу. Я помогу тебе отсюда выбраться, морем пойдешь! Только у меня к тебе одна просьба будет…

— Это какая же? — насторожился Николай, понимая, что разговор вступил в важную стадию.

— Не пугайся, ничего особенного. Никого не нужно будет резать, просто передашь посылочку одному хорошему человечку. Лады? Я у него в крепком долгу. — В голосе Фомы вдруг неожиданно прозвучала теплота.

— Договорились, — ответил Николай, постаравшись глубоко запрятать чувство облегчения. — Так в чем там дело? Рассказывай.

— Значит, тропа с зоны у тебя есть…

— Проложена.

— Это уже полдела. Обычно «побегушники» бегут в сторону тайги, на этом они все и палятся. Вы втроем уходите?

— Да, — кинул Николай, понимая, что уже нет смысла что — либо скрывать.

— Это даже лучше, вместе оно как-то веселее. Пойдете в сторону моря. Уверен, там никаких кордонов не будет, если только для острастки… Возможно, кого-то поставят в порту. И все! Ты ведь бывший мореман?

— Бывших мореманов не бывает, — заметил Прохоров. — Служил на флоте.

— Ладно, сейчас это неважно, главное другое — пойдешь к бухте Нерченской, там будет корабль, вот на нем и отправитесь.

— Без карты к бухте будет трудно пройти. Мало ли…

— У меня есть карта, я тебе покажу тропу. Она идет через скалы. А уже на берегу мою посылочку заберешь, — с затаенной улыбкой протянул Фома. — Встретимся сегодня вечером, часов в девять, и потолкуем, а то этот попка на вышке на нас нехорошо смотрит, как бы не настучал. А это в мои планы не входит.

Фома пришел ровно в девять вечера, как и обещал.

За ним наблюдалась еще одна особенность: белье он предпочитал тонкое, новое, удобное, какое не всегда встретишь даже в парижских магазинах. В отличие от остальных зэков, от которых разило горьким потом и едким табаком, он всегда благоухал тончайшим одеколоном. Видно, такая роскошь выходила для него в копеечку, но денег на удовольствия жалеть он не привык.

Сруб наполнился ароматом парфюма. Устроившись на табуретке, Фома посмотрел на доски, под которыми прятался лаз, и его губы слегка дрогнули в едкой усмешке. Расспрашивать не стал, просто положил на стол карту и сказал:

— Вот по этой дороге вы пойдете. Тропок там нет, так что придется потрудиться, хотя дорога короткая, но скалистая. Нужно быть начеку, чтобы не сорваться. Подниметесь вдоль моря по этому склону, дальше спуститесь в расщелину с горной рекой, — показал он аккуратно подрезанным ногтем. — Там неглубоко, перейдете вброд и заберетесь на плато. А вот оттуда нужно держать направление на эту вершину. Она там одна такая, увидите ее сразу. Пройдете метров пятьсот по этому откосу, а потом надо спускаться вниз. Отсюда начинается бухта Нерченская. Там будет огромный грот. Он тянется в глубину горы километра на три, и хотя воды много, по самому краю пройти можно. Углубитесь метров на пятьсот и увидите сухогруз…

— Сухогруз? — невольно удивился Ни — колай.

— Да. Японский корабль. Стоит там со времен Второй мировой войны. Места в этой части полуострова диковатые, нехоженые. На него никто не наткнулся, все-таки огромная пещера, да и ведет невесть куда. Обвалиться еще может. Да и я обнаружил ее совершенно случайно. Лодку разбило в шторм, вот и пришлось в ней укрываться. Потом прошли метров четыреста и увидели сухогруз.

— Как же он туда попал?

— Это уже неважно, а важно то, что он там стоит, — веско заметил Фома. — Сам корабль японский, а груз на нем, огромные ящики со свастикой, немецкий!

— И что же в ящиках? — спросил Николай, заметно волнуясь.

— Золото в них! Видно, со всех колоний свезли! Думаю, на хранение Японии передали, когда Третьему рейху копец подошел. А там у япошек своя заваруха началась, вот и спрятали они золотишко под боком у Союза. Кто же в таком месте будет искать?

— Тоже верно.

— Вот и стоит с тех самых пор в гроте. Чего они с этим золотишком собирались делать, не знаю, можно только гадать… Может, для Гитлера берегли, может, еще для кого.

— А тяжелые суда к гроту могут пройти?

— Просто так туда не подойдешь, всюду из воды останцы торчат, днищем можно напороться. Разве только катерок какой-нибудь… В этой пещере техникой работали, это сразу заметно! Проход расширили, дно углубили, поворот сделали покруче, чтобы судно нельзя было с моря рассмотреть… Вот что сделай, золото забери с собой, а когда я откинусь, дашь мне знать, где его припрятал. Поделим по справедливости, одна половина — твоя, а другая — моя. Лучше спрячь куда-нибудь подальше, где-нибудь на острове, как граф Монте — Кристо, — широко улыбнулся Фома. — Глупить не вздумай, где живут твои матушка с отцом, я знаю, так что, если пойдет что-нибудь не так, я к ним в первую очередь наведаюсь, — сурово посмотрел он на Николая, но тот уверенно выдержал потяжелевший взгляд. — Теперь о просьбе… Посылочку с золотишком передашь одной женщине. Виноват я перед ней. Сначала меня с малолетки все ждала, по глупости как-то в чалку попал: шапку с одного хмыря в шутку снял, а он прокурорский оказался… Так что по полной загрузили. От звонка до звонка отсидел. А через месяц опять к хозяину попал.

— А потом-то за что?

— Второй раз все было по-серьезному, — губы Фомы нехорошо скривились. — Проломал череп тому прокурорскому, что меня крестил. Думал, сдохнет, зараза, так он живучим, падла, оказался, до сих пор небо коптит. Правда, в инвалидной коляске… Ну, и дали мне под самую катушку! Короче, после того я еще два раза выходил. Каждая командировочка по полтора месяца была, а потом опять на чалку, домой! Так уважишь?