Юлия Волкова - ШОК-Н-ШОУ

Сейчас номер Алексея Викторовича превратился в небольшой штаб, куда стекалась все новая и новая информация. Информация прибывала по определенной, но довольно-таки жесткой схеме. Распахивалась дверь (опера почему-то не считали нужным стучаться), тот или иной сотрудник управы плюхался прямо на кровать следователя, почему-то спрашивал про наличие у Алексея Викторовича холодного пива, косясь на холодильник, и только получив отрицательный ответ, начинал лениво и скучно докладывать ситуацию, явно набивая себе цену. А ситуация с каждым часом все больше прояснялась. Во-первых, оперативники, вооруженные показаниями Глории Кошелкиной, отправились в хозблок. И нашли временное пристанище «духа». Оказалось, что артист, предпочитающий играть привидений и прочую нечисть, жил, почти ни от кого не таясь, в одной из маленьких комнаток, предназначенных для обслуживающего персонала. В комнатке были найдены: пакет с химическим составом, который при тлении начинает дымиться и светиться розовым светом, очки Вениамина Молочника (Марфа Король подтвердила, что это именно его очки), ноутбук Игоря Николаевича Мушкина, спрятанный на постели под подушкой, балахон с капюшоном, гримерные принадлежности и крем для снятия грима. Была опрошена уборщица, которая так рьяно защищала «духа» от агрессивных намерений Глории. Выяснилась удивительная вещь, объясняющая, впрочем, причину, по которой никто из хозяйственных работников не удивлялся соседству привидения.

— Не, Алексей Викторович, я умираю от наивности нашего народа, — кривился опер, докладывающий о результатах допроса этой свидетельницы. — Оказывается, этот клоун пришел к ним в общагу, или как она там у них называется, собрал нескольких теток преклонных лет и прямо заявил, что он — артист и намерен разыграть тут спектакль. И попросил предоставить убежище. Они его резонно спрашивают, что это за идиотизм такой — в привидение играть и детей пугать. А он говорит: «Вы детей предупредите, что это всего лишь артист дурачится. И всех остальных, конечно, тоже в известность поставьте». Они снова его резонно спрашивают: а для кого тогда спектакль?

— А действительно? — нахмурился Перепелкин. — Если все знают, что он артист?

— Не догоняете, Алексей Викторович, — покровительственно хмыкнул молодой опер. — Не все знают. А только люди, обслуживающие хозяйство. Да и из этих людей один не знает.

— Грузчик… Анатолий… — вспомнил Перепелкин показания Глории Кошелкиной.

— Теперь теплее… — оперативник потянулся. — У вас, действительно, пива нету? Говорят, здесь постояльцам дают.

— В баре, на этаже, — сдержанно проговорил Алексей Викторович. — Правду говорят: страх операм неведом. Ни Бога, ни черта, ни прокурора городского не боитесь.

— Вот как раз прокурор пивом не обделен, — вздохнул оперативник. — Гуляет сейчас чуть не в обнимку с какой-то красоткой и баночное «Балтийское» через трубочку посасывает.

— Дослужись до его лычек и тоже посасывай на работе в присутствии подчиненных, — наставительно сказал Перепелкин. — А в присутствии начальства — чревато. Так что — грузчик? Для него спектакль?

— Как сказать, — помотал головой оперативник. — Этому что спектакль разыгрывай, что настоящий дух появись, ему без разницы. А вот на его клиентов пьеса еще могла произвести впечатление.

— На Петрухину и Ласточкину?

— Вот кто там у него в клиентах ходил, я не знаю, потому что этот тип сам их по именам не знает — памяти никакой. Лица вспоминает и в соответствии с их пристрастиями сопоставляет. Вот такая нехитрая оперативная память.

— Ну хорошо… — пробормотал Перепелкин, чувствуя себя полным идиотом. — Спектакль не для торговца алкоголем, а для его клиентов. Все равно не понимаю, почему эти дамы из хозяйственной части согласились потворствовать нашему артисту. Он им денег дал?

Оперативник снова потянулся и открыто улыбнулся Алексею Викторовичу. Ему импонировало, что молодой следак не делает умное лицо при отсутствии мыслей, как многие из следаковской и прокурорской братии. Да и вообще Перепелкин слыл в управлении парнем толковым и не паразитирующим на чужой, оперской шкуре, поэтому вызывал уважение среди рядовых оперативников.

— Денег они, может быть, и не взяли, — сказал опер. — Заподозрили бы чего-нибудь нехорошее, да и начальству пожаловались бы. Или Мушкину. Ведь все-таки на территории убийство недавно произошло. Какая-нибудь тетка-уборщица обязательно бы стукнула, подумав, как бы чего не вышло. Артист умнее к вопросу подошел. Он им сказал, что действует по поручению организаторов съемок. Они, мол, его и наняли. Чтобы звездных мальчиков и девочек от хозблока отпугивать, от пагубной привычки отвращать и торговлю грузчика Анатолия на нет свести. Дамочки артиста поддержали, потому что их этот Анатолий самих достал. И клиенты его — тоже.

— Что за глупость? — удивился Перепелкин. — Не проще было уволить этого торговца или передать в руки правосудия? Эти дамочки могли хоть на минуту поставить себя на место организаторов? Им не показалась такая борьба с подпольной торговлей алкоголем странной?

— Не проще, и не показалась, — хмыкнул оперативник. — Этот грузчик — сынишка директора пансионата. Настучат они на него — работы лишатся. А почему они не удивились тому, что организаторы съемок таким странным образом с алкогольными пристрастиями борются? Удивились. Но артист Моня им и это объяснил. Начальники, говорит, съемочного процесса — люди умные, образованные и творческие. Они прекрасно знают, что запреты любителям выпить по барабану. Их надо сложными методами лечить. Ситуативными. Одна тетка это его слово долго вспоминала, но вспомнила-таки. В общем, он голову им задурил капитально. И убедил в праведности намерений.

— Да, молодец… — протянул Перепелкин. — Самое страшное, что мы его упустили. И розыск ничего не даст. Если он гримироваться умеет так талантливо, что его все за убитого принимали, даже те, кто хорошо Молочника знал, то пиши пропало.

— Пожалуй, — согласился оперативник. — Хотя есть маленькая надежда, что он захочет выйти на своего сообщника.

— На сообщника? — переспросил Алексей Викторович. — Почему — сообщника?

— Вы же сами утром говорили, когда нас инструктировали, что, возможно, у артиста есть сообщник, — удивленно проговорил молодой опер. — Забыли?

— Возможность и действительность — две большие разницы, — вздохнул Перепелкин. — Да была у меня такая мысль. Когда я думал о мотивах действий этого артиста. А вдруг он женщинам из хозчасти и не врал вовсе? Вдруг его, действительно, наняли? То есть, наверняка наняли! Какой артист будет работать бесплатно? И я думаю, что его мог нанять кто-то из участников проекта.