Б. Седов - Рывок на волю

– Сколько прошли? – спросил я, и Комяк посмотрел на часы.

– Восемь ноль-пять, – зачем-то проинформировал он меня о времени и лишь после этого ответил на мой вопрос. – А прошли верст восемьдесят. Точно не знаю. Спидометров не ношу на ногах. Хорошо идем. Бойко. Молодчик ты, Коста.

Он не знал, что хвалить меня в глаза не рекомендуется, но я его ставить в известность об этом не стал. Вместо этого сунул в рот последний кусок колбасы-концентрата и, болезненно сморщившись, с трудом протолкнул его в глотку.

…А шли мы действительно бойко. Во-первых, Комяк спешил скорее убраться подальше от деревни, в которой накануне устроил шум. Во-вторых, идти медленно через чистый сосновый бор, который протянулся на всем нашем пути до первого привала, было бы неразумным расточительством времени. В-третьих, за ночь я отлично выспался в стогу сена и восстановил растраченные накануне силы, а потому совершенно не задерживал движения. И, наконец, в-четвертых, с каждым шагом мы все ближе и ближе приближались к первому схрону, а он и меня, и самоеда притягивал, словно магнит…

Сегодняшний день начался с того, что Комяк безжалостно выковырнул меня из уютного сена и в качестве утреннего туалета облил мне ноги жидкостью против собак. Потом совместными усилиями мы привели в полный порядок скирду, чтобы никто даже и не подумал, что кто-то мог в ней ночевать. И, не откладывая ни на секунду, пустились в путь, на этот раз взяв курс точно на юго-запад – туда, где находился Кослан. Это были наши первые километры из тех четырехсот, что предстояло преодолеть через тайгу.

На ходу я попытался выведать у Комяка, как прошла ночная акция в деревне, но он был уставшим и неразговорчивым.

– Потом, Коста. Вот свалим подальше, устроим привал, и все узнаешь, – только и пообещал мне самоед, и потом за два часа, что мы шагали через тайгу, ни он, ни я не проронили ни единого слова. Но, иногда замечая на тонких бесцветных губах самоеда самодовольную улыбку, я чувствовал, что все, что он хотел, ему удалось…

Этот привал был первым за два часа марша, и только сейчас, остановившись на сорок минут на опушке бора возле чистого ручья с прохладной водой, мы смогли наконец умыться и позавтракать концентратом. Потом Комяк немногословно рассказал о своих ночных приключениях, после чего обрисовал план наших дальнейших действий.

– Вон, видишь, Коста, ту сопочку. Она у нас как раз на пути. Проще, конечно, ее обогнуть, но только мы поступим иначе. Пойдем прямо через нее. Потратим лишние пару часов, но зато я там найду местечко, чтоб осмотреться. Спецназ, надеюсь, повелся на бодягу, что я им подогнал нынче ночью, и убрался за реку в полном составе. На этом берегу если кто и остался, то лишь мусорские дозоры, а ходить незаметно по парме эти козлы не умеют. Поэтому, если есть кто-то поблизости, я его засеку. Осторожность не помешает. Да, Коста?

– Не помешает, – промямлил я без особого энтузиазма. Меня не так чтобы очень вставляло карабкаться на крутой склон, поросший мелким ельником. – Мы сами-то там окажемся на обзоре.

– А это по какой дороге идти, – усмехнулся мой проводник и взвалил на плечо свой рюкзак (как и камуфляж, тоже обшитый лоскутками материи). – Вперед.

Та дорога, по которой он меня потащил, и тот темп, в котором он это делал, враз выбили из меня все те силы, которые я накопил в стогу сена за ночь! Вот уж никогда не подумал бы, что елки могут расти настолько плотно, что между ними невозможно протиснуться человеку. Но Комяк протискивался. А следом за ним и я. Стеная и матерясь. Представляя, как вылезу оттуда, будто овца из острига, оставив на еловых иголках все лоскутки, которыми так красиво обшит мой защитный костюмчик. Но ничего ужасного не произошло. Полоса сплошных елок имела в ширину не более полуста метров, а потом, совершенно без какого-либо перехода, ее сменил смешанный лес, в котором преобладали молодые рахитичные сосенки и березки.

– Старайся не задевать деревьев, – предупредил самоед, остановив меня на минутку. – Если издалека наблюдают за сопкой, то тебя в таком камуфляже не разглядят и в бинокль. А вот если сейчас, при безветрии, качнется крона одного из деревьев, это сразу же привлечет внимание. Так что, осторожнее, Коста.

Повторять два раза мне не надо было, и после предупреждения Комяка я обходил все сосенки и березки так, словно на них было подано напряжение в несколько тысяч вольт. И, увлеченный этим занятием, даже и не заметил, как мы достигли вершины, на которой, словно некое украшение, изобретенное матерью-природой, росла невысокая коренастая сосна.

– Пока отдыхай, – распорядился Комяк и, повесив на шею сорокакратный «Сваровски», [12] В данном случае имеется в виду бинокль, изготовленный под знаменитой маркой «Сваровски». Оптика, изготовленная этой австрийской фирмой, отличается отменным качеством и отвечает самым высоким требованиям. полез на сосну. А я безмятежно отправился инспектировать кусты с малиной, которые обнаружил метрах в сорока от нашего наблюдательного пункта.

…Малина была очень сладкой. Малина была очень мелкой. Малина была очень червивой. Ее было удивительно много…

…И что самое интересное, рядом со мной – всего в каких-нибудь двадцати шагах в стороне, – с тех же кустов, что и я эту малину, обдирал самый настоящий медведь! Не плюшевый мишка. И не Михайло Потапыч из сказок про Машенек или Аленушек, а самый что ни на есть амикан-батюшка, хозяин тайги. Деловито трещал кустами, иногда с интересом поглядывал в мою сторону и меня совсем не боялся. А я не боялся его.

Вот уж кто бы когда сказал мне, что буду так! Должно быть, за время отсидки у меня полностью атрофировались все чувства. В том числе и чувство страха. И остатки разума. Впрочем, нет. Немного разума у меня осталось, потому что я, как только заметил бурую тушу в кустах, сразу насторожился и в любой момент был готов рвануть к спасительной сосне, пока не убедился, что имею соседство не с медведицей и медвежатами, а с молодым одиночкой, пестуном, [13] Пестун – медвежонок старше года, продолжающий жить с матерью. по-видимому, недавно изгнанным мамашей в самостоятельную жизнь. А насколько я знал из разнообразных источников, одиноких медведей-самцов, нагуливающих жир в конце лета, можно не опасаться. Они сыты, они добродушны, у них других забот полон рот – в данном случае полная пасть малины, – и они никогда не нападают первыми. В отличие от нас, двуногих-двуруких, безжалостных и агрессивных.

Если не брать в расчет мужика с ружьем и патронташем, который, заметив медведя, считает за охотничью доблесть его подстрелить, то порядком достается косолапым и от других homo sapiens. Еще в XIX веке, пока человек не успел отдалиться от природы (предварительно ее как следует проредив) настолько, насколько сейчас, деревенские бабы, отправившись за малиной и обнаружив в малиннике мишку, ничтоже сумяшеся изгоняли хозяина леса вон, дабы им не мешал и не наводил поруху на ягоду. При этом в качестве оружия применялись обычные корзинки и лукошки, коими и лупили скандальные бабы медведя по чему ни попадя, пока тот позорно не удирал.