Владимир Колычев - Выстрел, который снес крышу

– Только про Машу и рассказывал?

– Ну да.

– И все?

– А что еще?

– Может, про клоуна что-то рассказывал?

– Зачем? – смутился Павел.

– Если рассказывал, то ты должен мне об этом сказать. Как врач я обязана знать все.

Павла напугали звенящие нотки в ее голосе, и он сдался.

– Ну, говорил про клоуна. Только я сказал, что привиделось мне это. Честное слово, сказал, что привиделось. И про Горуханова сказал, что не было его…

– И про Горуханова говорил?

– Да, говорил. И она говорила. Сказала, что в него стреляли. В мае. А в июне он умер в больнице.

– Плохо, – осуждающе покачала головой Эльвира Тимофеевна. – Плохо, Павел, что мифический Горуханов не выходит у тебя из головы. Ты не с Дарьей Павловной разговаривал, а с самим собой. И ты сам себе отвечал, что в Горуханова стрелял клоун. Потому что ты в это веришь.

– Нет, не верю.

– Веришь. Это у тебя в подсознании.

– Я не верю, честное слово.

– Я бы могла сказать, что это твое право, верить в собственные вымыслы. Но не могу так поступить. Потому что этот вымысел сидит в тебе, как зараза, которая разрушает тебя. Тебе нужно успокоиться.

– Я спокоен.

– Нет, ты должен внутренне успокоиться. Тогда и клоун оставит тебя в покое, и Маша.

– Я постараюсь успокоиться внутренне… Честное слово, ни клоунов больше не будет, ни Маши.

– Хорошо, если ты сможешь проконтролировать себя изнутри. Но если нет, я, как врач, обязана буду принять более действенные меры.

Эльвира Тимофеевна ушла, но совсем скоро ее сменила Маша. И снова у Павла была бессонная, изнурительная ночь, но Архиповой во время утреннего обхода он в том не признался. Торопов не хотел быть овощем.

Теплый ветерок мягко трепал волосы. В дремотном состоянии закрыв глаза, Павел представил, что это Маша, забыв о ссоре с ним, приласкала его. Подсела к нему, запустила свои длинные пальцы в его шевелюру и…

– Здравствуйте, Павел Евгеньевич, – услышал он знакомый голос.

Открыв глаза, боковым зрением Торопов увидел Дарью Павловну. Она сидела рядом с ним, глядя куда-то перед собой, но обращалась к нему. Легкий плащ на ней, по цвету и по форме чем-то напоминающий больничный халат. Косметики на лице нет, и даже губы не накрашены… Павел уныло усмехнулся. Жаль, что он не подготовился мысленно к этой встрече.

А ведь он, смело можно сказать, умел управлять своим воображением. Представил себе однажды, что Эльвира Тимофеевна явится к нему в коротком сексуальном халате, именно в таком наряде она и стала приходить к нему по ночам. В постель к нему не ложилась, но все равно волнительно было на нее смотреть. И Дарья Павловна могла бы явиться к нему в короткой до невозможности юбочке, если бы он заранее мысленно вызвал ее образ. А ведь у нее очень красивые ноги, и он мог бы сейчас любоваться ими. Только он один мог, потому что никто, кроме него, не может видеть ее. Ведь она же плод его воображения.

– Хотелось бы здравствовать, но увы, – немощно развел руками Торопов.

– Что такое? – не глядя на него, негромко спросила женщина.

– Расстройство психики, душевная болезнь. Видения меня преследуют. То жена является, то вы…

– Я не являюсь, я настоящая…

– Ну да, и клоун тоже настоящий, – меланхолично махнул рукой Павел.

– Вчера вы что-то говорили про клоуна.

– И про клоуна, и про шары. И про Горуханова, которого нет.

– Нет Горуханова. Похоронили его. Его убили – ранили, и он умер…

– Я это вчера уже слышал. От самого себя. Но я не хочу больше себя обманывать. Не было никакого Горуханова и клоуна тоже… И вас тоже нет…

– Но я есть. И Горуханов был. И клуб «Седьмая эра» тоже есть. Клуб, где вы работали охранником.

– Да, клуб «Седьмая эра», я там работал… Вернее, мне иногда кажется, что я там работал…

– И в общежитии жили, там же, на Фабричной улице. Комната «двести четырнадцать».

– Да, в этой комнате я жил… Наверное…

– Да не наверное, а правда. Я наводила о вас справки. Вы действительно работали в «Седьмой эре», но восемнадцатого мая куда-то пропали. Как раз в тот день стреляли в Горуханова. Я разговаривала с охранником, с вашим напарником. Его Вадим зовут. Фамилию он, правда, не сказал…

– Вадим Евсеев.

– Вот-вот. Так вот, этот Вадим долго упрямился, не хотел отвечать, но я умею разговаривать с людьми. В общем, он мне все рассказал. Вы отправились куда-то в магазин, а в это время в клуб приехал Горуханов. И в него стреляли. Клоун действительно был. И шары тоже.

– Да, но в милиции об этом почему-то не знают.

– Вы звонили в милицию?

– Что, не ожидали? – с обличительным сарказмом спросил Павел. – Что, не вышло голову мне задурить? А я звонил в милицию, мне сказали, что не было никакой стрельбы на Фабричной улице. Так что не надо ля-ля.

– Дело в том, что Горуханов не афишировал покушение на свою жизнь. Киллер не убил его, а всего лишь ранил. Его увезли с места происшествия, а в милицию он обращаться не стал, поэтому информация о покушении поступила с большим опозданием…

– Ну да, ну да. Я тоже примерно так раньше думал. И сейчас думаю. Вашей головой… Если вы такая настырная, тогда у меня вопрос. Какое вам до всего этого дело?

– Я адвокат. И сюда меня привели обстоятельства одного дела.

Дарья Павловна замолчала, увидев подходившую к ним Эльвиру Тимофеевну. Она поздоровалась с ней, но врач даже не глянула в ее сторону. Как будто и не видела ее, и не слышала.

– С тобой все в порядке, Торопов? – с тревогой в голосе спросила она.

– Э-э… Ну-у… – промямлил он.

Глупо было говорить о женщине, которую мог видеть только он сам. И глупо, и преступно по отношению к себе. Ведь Эльвира Тимофеевна решит, что его донимают видения, и назначит уколы.

– Боюсь, что у нас назрел серьезный разговор. – Архипова пугающе нахмурила брови.

Она протянула Павлу руку, чтобы помочь ему встать, но он поднялся без ее участия. Тогда она взяла его под руку и повела к больничному корпусу, парадный вход в который находился в каком-то десятке метров. В последнее время Торопов старался не уходить далеко от своей палаты, чтобы не тратить лишние силы на возвращение.

Эльвира Тимофеевна довела его до палаты, дождалась, когда он ляжет, села в изголовье кровати.

– Павел, ты еле передвигаешь ноги, мне жалко на тебя смотреть, – с участием сказала она. – Кормят у нас вроде бы неплохо.

– Хорошо кормят, – не стал отрицать Торопов.

– Спишь плохо?

– Нет, хорошо сплю, – соврал он.

– А может, все-таки не очень хорошо? По ночам Маша является, и я прихожу, да?

– Нет.

– Ну что нет, Паша, если да? Я же знаю, ты боишься, что я могу назначить интенсивную терапию, поэтому многое скрываешь от меня. А твое состояние тем временем все ухудшается… Вот с кем ты сейчас во дворе разговаривал? С Машей или, может, со мной?