Владимир Колычев - Выстрел, который снес крышу

– Какую почку?

– Правую.

– Ничего я тебе не отбивал, – удивленно протянул Сергеев. Но, спохватившись, с добродушно-снисходительным видом махнул рукой. – Ну да, ты же по своему миру плутал…

– По какому своему миру?

– Да по такому, ходил здесь, как чумной, комиссара Мегрэ из себя изображал… Завтракать будешь?

– Знаю я вас, – мотнул головой Павел. – Что в чае там у вас намешано?

– Сахар в чай намешан.

– Галлюциногенный?

– Нет, обыкновенный, из сахарной свеклы. А может, из тростника, я точно не знаю…

– За идиота меня держишь?

Санитар выразительно развел руками. Дескать, нормальные люди в психушке не лечатся, а к убогим отношение особое – кто-то сострадает, кто-то глумится, а кто-то грешит и тем, и другим.

– Обычный завтрак, не придумывай ничего себе, – сказал он. – В постели будешь есть или за стол сядешь?

– За стол, – буркнул Павел.

– Тогда давай, трескай, сил набирайся.

Санитар ушел, а Торопов с опаской подошел к столу, сел, притянул к себе тарелку с кашей, обнюхал. Обычная овсянка, причем не на молоке, как обычно, а на воде. И масла совсем чуть-чуть, с наперсток, и хлеб не совсем свежий. Раньше ему на завтрак сардельки давали, сосиски, яйца вареные, а сейчас ничего. Да и каша наверняка с общего стола. А ведь раньше для него отдельно готовили… А может, сосиски, сардельки, масло большими кусками привиделись ему в том воображаемом мире, по которому он плутал, как выразился санитар? Возможно, не было никакой Дарьи Павловны? И клоуна не было. И Горуханова…

Каша давно уже остыла, а Торопов сидел над ней, заторможенно раздумывая, есть или не есть. И чай вызывал у него подозрения… Но был в больнице человек, который мог развеять или, напротив, усугубить эти опасения. Павел думал о ней, и она появилась.

Эльвира Тимофеевна мягко, но решительно взяла его за руку, развернула к себе лицом, ничего не говоря, поводила молоточком перед глазами, стукнула по коленке.

– Может, объясните мне, что все это значит?

– То и значит, что вы, Павел Евгеньевич, пришли в себя. Голова не кружится? – внимательно всматриваясь в пациента, деловито спросила врач.

– Нет.

– Тошнота?

– Нет… Хотя меня тошнит от всего этого.

– Да, я понимаю.

– Что вы понимаете?

– Ярко выраженный иллюзорный мир, смешанный с действительностью. Видения, вымышленные персонажи, душевные переживания, и это притом, что психика у вас не устойчивая. Но при этом вы вели свое расследование. А я вам не мешала… Я помогла создать вам этот мир, и очень хорошо, если вы из него вышли без разрушительных для психики последствий…

– Где Дарья Павловна?

– Дарья Павловна?! – разочарованно загрустила Архипова. – Я так надеялась, что вы избавились и от нее, и от своей жены…

– Мою жену звали Маша, а я спрашиваю про Дарью Павловну! Моя жена – Мария Геннадьевна, а я хочу знать, что вы сделали с Дарьей Павловной?

– Да, да, ваша жена Мария Геннадьевна, – с обнадеженным видом кивнула Эльвира Тимофеевна. – И вы про нее не спрашиваете… Вы занимались розыском клоуна, который застрелил Горуханова. Не знаю, чем закончилось ваше расследование, да это и не важно. Главное знать, насколько увлеченно вы занимались этим делом. Смогло ли это увлечение выдавить болезнь, вытравить из вашего сознания образ покойной жены?

– Моя жена мертва. Моя жена – это галлюцинация, созданная вами. Она перестала являться ко мне после того, как я перестал принимать галлюциногены, которые вы подмешивали мне в чай.

– Галлюциногены?! В чай?! Хорошо. Очень хорошо, – ободрительно улыбнулась Архипова. – Что еще?

– Что еще?! Я нашел клоуна, вот что! И вывел вас на чистую воду! И Косынцева! Но Косынцев раскаялся, помог мне сбежать, Дарья Павловна отвезла меня к себе, мы говорили про вас…

– Не знаю, кто такая Дарья Павловна.

– Но вам, должно быть, интересно, о чем мы говорили.

– Нет. Это не важно. Мне ясно, что Дарья Павловна – персонаж из вашего воображариума, если можно так выразиться. Мне важно знать, насколько сильно вы на ней зациклились. Не придется ли вытравливать ее из вашего сознания так же, как и вашу жену…

– Моя жена ко мне больше не является.

– Хорошо, очень хорошо. Надеюсь, что и в реальном измерении она оставит вас в покое. Будем наблюдать за вами. Если ваша Маша перестанет беспокоить вас, значит, мой эксперимент увенчался успехом.

– Эксперимент?!

– Да, эксперимент. Я же сказала вам, что нарочно создала для вас воображаемый мир. Кстати говоря, Илья Макарович принимал в этом участие…

– Да, принимал. У него был роман с кладовщицей Катей. Но Катя изменила ему с Виктором, который назвался ее братом, но братом ей на самом деле не был. Костюм клоуна у него был. И шары воздушные. И пистолет, из которого он по деревьям стрелял. И Горуханова он убил, я знаю… Я за ним бежал, а он меня ударил…

Торопов заметил, что Эльвира Тимофеевна лишь делает вид, что внимательно слушает его. Как врач, она должна была дать ему возможность выговориться и тем самым снять стресс, который мешал ему реально воспринимать действительность. Но чувствовалось, что помимо Торопова у нее была масса других дел.

– Вам это неинтересно? – растерянно спросил он.

Казалось бы, Эльвира Тимофеевна должна была живо интересоваться и Дарьей Павловной, и всем, чем та занималась. Но она отмалчивалась. Неужели Архипова не чувствует за собой никакой вины? Но ведь так не должно быть. Ведь Дарья была реальной, он точно это знает. Ну, почти точно…

– Интересно, – скривив губы, пожала плечами врач. – Но, если честно, сейчас меня больше интересует не ход вашего расследования, а ваше внутреннее состояние. С вашей Дарьей Павловной мы как-нибудь справимся. Главное, чтобы вас больше не донимала ваша покойная жена.

– Так дело не в жене, а в вас, – мотнул головой Павел.

– И со мной вы справитесь, – с безобидной иронией улыбнулась Эльвира Тимофеевна.

– Как?

– Вам просто нужно окончательно покинуть ваш иллюзорный мир и успокоиться. На это потребуется немного времени. Надеюсь, что немного…

– Это был не иллюзорный мир, – не сдавался Павел. – Это был реальный мир. Я прикасался к Дарье Павловне, я чувствовал ее тепло и запах…

– И что?

– Как что? Вы же сами меня учили, что видение от реальности нужно отличать на ощупь.

– Не помню. Да и не могла я вас этому учить. Даже во сне мы можем ощущать предметы, чувствовать запахи. Вспомните раннюю юность, эротические сны, которые заканчивались неконтролируемым извержением в постели. Ведь вы тогда не просто обнимали женщину, было нечто более серьезное, – пряча улыбку, сказала Эльвира Тимофеевна. – А в вашем случае все было гораздо серьезнее. И переживания более сильные, и ощущения…

– Вы меня путаете.