Геннадий Абрамов - Ни за грош

– Повторяю, - рассердившись, сказала Марина. - Катерина здесь ни при чем.

– Хорошо. По данному вопросу дебаты закончили. Это легко проверить.

Марина взбила на затылке парик.

– Надеюсь, мы будем друзьями. Я слышала о вас. И, признаюсь, была уверена, что работаете вы непрофессионально. Теперь увидела вас в деле и должна сказать, мнение свое изменила. Вы мне понравились, - она кивнула в сторону уже одетого Мамонова. - Дайте и ему пива... Мы поладим, не сомневаюсь. Машинка здесь. Артем не мог поступить, иначе.

– Понимаю. Где жить, тем и слыть.

– Я вам ее дарю.

– Минутку, миледи. Наши условия тебе известны?

– Проценты?.. Озорники... Я полагаю, достаточно будет просто обрадовать Катерину... Если не ошибаюсь, Андрей, ты в нее немножко влюблен?

– Э, нет, голубушка. Так не пойдет. Одно дело - мартовский кот и совсем другое - клиент всегда прав.

Севка встал за спиной у Марины.

– О, прошу вас, - сказала она, снова поправив парик. - Только не это. Мы же цивилизованные люди. Насилие - как можно?

Мамонов, наклонив угрожающе голову, с криком бросился на Андрея. Иван подсек его, встряхнул и снова усадил на место.

– Нервный.

Мамонов морщился и стонал.

– Кранты... Перережу... поодиночке.

– Осторожнее, мальчики. Мой вам совет. Он гордый. И унижения может не простить.

– Этот? Гордый?

– Позавидовал плешивый шелудивому.

Мамонов, взревев, бросился на Андрея, и снова Иван легко его усмирил.

– Хана вам... Не жить... Гадом буду.

– Ух, - рассвирепел Андрей. - Отпендрячить бы тебя. Чтоб словами не бросался.

– Артем, - попросила Марина. - Давай без глупостей. Успокойся.

– Рассчитаемся? - предложил Андрей. - Пока он тут всех не перерезал. По-быстрому?

– Я согласна. Ваши условия?

– Где машинка?

– Комод, - показала Марина. - Нижний ящик. В заводской упаковке.

Севка проверил, вскрыл коробку и кивнул: все точно, она.

– Приятно иметь дело с разумной женщиной.

– Бабье, - не удержался Иван.

– Десять процентов. От общей. Цена государственная. По-божески.

– Пара косых?

Андрей помедлил.

– Три. Поиздержались.

– Чуть в Ригу не укатили, - напомнил Севка.

– Вот именно. А время - деньги. Набежало. Пеня. Все справедливо.

– Можно подумать?

– Нет.

– А если я не приму ваших условий?

– Не советую.

– И меня разденете?

– Мадам догадлива.

– Мальчики! - воскликнула Марина. - Дорогие мои. Мне самой хочется. Мне это доставит только удовольствие.

– Гады, - прошипел Мамонов.

– Ух, надоел. В натуре, Артем. Не нравишься ты мне. Все больше и больше. Смотри, наткнешься рылом, - и показал увесистый кулак. - Видал?

Марина громко, театрально расхохоталась. Резко сдернула зеленый парик и, помахав им как флагом, огладила бритую наголо голову.

– Давайте, мальчики! Вместе! И я, и вы! - и дрыгнула ножкой, потом другой, расшвыривая кроссовки. - Затопим камин. Такая плата вас устроит?

– Нет, - зарычал Мамонов. - Нет.

– Осел золотой, - прижал его к стулу Иван. - Сиди.

Марина вспрыгнула на стол и затанцевала.

– Музыки! Хочу музыки! Где музыка?

– Всем оставаться на местах! - громко приказал Кручиннн.

Никто не слышал, как они вошли. Обе дверные створки были распахнуты. На пороге стояли двое - один в штатском, руки в карманах плаща, шляпа сбита набекрень, второй - пожилой, грузный, в форме милиционера. Андрей сразу узнал их - они запомнились еще там, у озера, на месте происшествия.

– На сегодня хит-парад отменяется.

Следователь улыбался, раскачиваясь на каблуках, наблюдал, запоминая новые лица. Он не скрывал, что доволен их общей растерянностью. Затем сделал знак, и милиционер без колебаний подошел прямо к Андрею и цепко взял его за руку.

– В чем дело? - возмутилась Марина. - По какому праву?

– Вы - хозяйка?

– А вам какое дело? Вы кто такой?

– Виктор Петрович. Следователь. Вот мое удостоверение.

– Я неграмотная, - с вызовом сказала Марина.

– Разрешите? - вежливо поинтересовался Мамонов. - Все-таки четыре класса. Одним глазком?

И тут Иван вырубил свет.

– Стоять! - взревел Кручинин. - Всем стоять! - Он метнулся к двери. - Михалыч. Фонарь!

Его отшвырнуло к стене. Возня, стон, картонный треск, что-то упало. Топот.

– Михалыч? Ты где?

Нащупал наконец пупочку на стене. Загорелся свет.

– Та-ак... Ну, что ж. Им же хуже.

На столе в малиновом купальнике стояла лысая Марина, заломив руки за голову, и предовольно хихикала. Под столом, кряхтя и охая, корчился милиционер.

– Помочь, Михалыч?

– Паразит, - ворчал милиционер. - Шею свернул.

– Оружие цело?

– При мне, не беспокойтесь.

– Хорошо.

– Зря вы, Виктор Петрович, садануть не велели.

Хотя бы разок, для острастки. Крышу бы им продырявил, вмиг присмирели. - Михалыч вылез, потирая затылок. - А то ищи теперь.

– Ничего. Сами явятся.

Марина, напевая вполголоса популярный мотивчик выламывалась на столе.

– Эта еще, - злился милиционер, - задницей крутит.

– И блоха, мадам Петрова...

– Я не Петрова.

– Но - блоха?

– Выбирайте выражения, товарищ следователь. А то, знаете, за оскорбление личности...

– Спускайтесь, - приказал Кручинин. - И можете одеться.

– Зачем? Мне и так хорошо. Или я вам не нраилюсь?

– Михалыч от вас без ума. Правда, он предпочитает одетых.

– Извращенец. А вы?

– Когда-то однажды я вас увидал, увидевши дважды, я вас забирал.

– Что-то не поняла. Вы меня приглашаете к себе?

– И побыстрее.

– Наконец-то. Лечу! Ловите!

И она прыгнула Кручиннну на руки.

Агафонова похоронили в Долгопрудном. Притулу кремировали в Митине.

День за днем, с разницей в два часа.

В Митино Кручинин послал помощников, в Долгопрудный отправился сам.

Провожали покойного человек двадцать. Пока везли каталку по аллеям к участку, мать Агафонова плакала в голос, а когда опускали гроб, ей сделалось плохо. Из молодежи пришли попрощаться черноглазая красивая девушка, которую родственники покойного называли Катей, и курчавый инвалид в коляске, которого никто из родственников, похоже, не знал и которого Катя называла уменьшительно-ласково - Яшенька.

Прибыл и Изместьев. Во время последней прогулки в лесу Кручиннн сообщил ему о дне похорон, и он приехал, хотя и не обещал. Причем много раньше назначенного часа - и терпеливо ждал, сидя на лавочке у административного корпуса.

Поздоровался издали, кивком. Кручннин из машины не вышел.

Здесь же, на площади у въездных ворот, Катя катала коляску и о чем-то негромко разговаривала с Яшей. По-видимому, они приехали вдвоем, своим ходом. Каким образом, кто им помогал - предстояло выяснить.

Когда прибыл автобус, Кручинин присоединился к процессии.