Буало-Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 4. Лица во тьме. Очертя сердце. Недоразумение.

Марселина вышла из столовой. Эрмантье развернул салфетку, удостоверился, что хлеб лежит рядом.

— В поезде было полно народу, — рассказывала Кристиана. — Но Юберу все-таки удалось найти местечко.

Она говорила вполне естественным тоном, и это помогло Эрмантье должным образом сыграть свою роль.

— Я рада видеть его таким энергичным, — продолжала она. — С тех пор как вы предоставили ему свободу действий, он стал совсем другим человеком. Он еще раз обещал мне заняться поисками Максима. И скоро мы наверняка что-нибудь узнаем.

— Вы задержались, — заметил Эрмантье.

— Я ненадолго останавливалась в деревне, — сказала Кристиана. — У Пайюно загорелся амбар, и все стали в цепочку, передавая ведра с водой. Даже били в набат. Разве вы ничего не слыхали?

— Ну как же, — молвил Эрмантье. — Мне казалось, я что-то слышу, хотя Марселина и уверяла меня в обратном…

Бедная Кристиана! Откуда ей было знать, что он трогал ее шляпку?

Эрмантье опять потребовал бутылку коньяка. Вот уже несколько дней он пытался одурманить себя. Ему было стыдно перед Кристианой за то, что он пьет спиртное, от которого наливается кровью лицо и клонит в сон, но все равно даже с его помощью никак не удавалось заглушить не дававшую покоя мысль. Он бродил в тоске и горе по всему дому, забывался на мгновение в кресле или шезлонге, потом шел в сад, где от жары начинала раскалываться голова. Он возвращался принять таблетку, подставлял голову под кран, шагал по комнате от окна к двери и от двери к окну, бормоча что-то совсем невнятное. Кристиана больше никуда не выходила. Она посылала Марселину за покупками на машине. Эрмантье прекрасно сознавал, что она незаметно следит за ним издалека. А когда она поднималась на второй этаж, поблизости всегда кто-нибудь оставался, чтобы не упускать его из виду. Кристиана старалась как можно дольше затягивать трапезы; Марселина готовила изысканные блюда. Однако ни фаршированные ракушки, ни филе камбалы, ни редкостные бисквиты и сладости не могли отвлечь его от мрачных раздумий. Кристиана пыталась развлечь его своей болтовней, рассказывала ему деревенские новости: и о свадьбе дочери Андро и торговца мидиями из Марана, и о бакалейной лавке Марсиро, превратившейся в чайный салон. Он вежливо слушал, не задавая никаких вопросов. И не проявляя ни малейшего нетерпения, если запаздывала почта. Кристиана читала ему письма Юбера:

«…Я принял необходимые меры в отношении наших агентов. С этой стороны, мне думается, все будет хорошо. Смету я получу на следующей неделе…» Далее следовали соображения относительно производства ламп, от которых Эрмантье клонило в сон. А в конце Юбер неизменно добавлял несколько строк по поводу Максима.

«…Как и следовало ожидать, Максим опять уехал со своей подружкой. Если мои сведения верны, в настоящий момент он находится в Жерарме…»

Он обещал сообщать новые сведения, а Кристиана сдержанно комментировала уже полученные.

— Напрасно вы так беспокоитесь о нем, Ришар. Мальчику нужна постоянная перемена мест, он привык к беспорядочному образу жизни…

Эрмантье согласно кивал головой, затем выпивал одну за другой две рюмки коньяка. Потом вытягивался в шезлонге и бормотал:

— Мне думается, я немного сосну, Кристиана. Ступайте на воздух, подышите.

Оставшись один, он мучился тем, что упустил момент. Часами корил себя за несвойственное ему малодушие. И в конце концов твердо обещал себе начать разговор ближе к вечеру, за ужином или перед тем как пойти спать. Но потом откладывал это на завтра. И вот сама Кристиана предоставила ему удобный случай. Они пили кофе на веранде. Клеман с Марселиной только что уехали за рыбой. Погода стояла тихая. Слышно было жужжание мух вокруг цветов.

— У вас пуговица отрывается, — заметила Кристиана. — Сейчас пришью и заодно скажу Марселине, чтобы она погладила ваш пиджак. Давно пора.

Эрмантье не готовился заранее. Он просто сказал в ответ самым естественным тоном:

— Пришейте тогда уж и черный креп к лацкану пиджака.

Вот и все. Звон чайной ложки Кристианы смолк. Эрмантье лениво вытянулся в шезлонге. Он сбросил с себя груз. Если бы знать, что это так просто, он не стал бы тянуть. Кристиана осторожно поставила чашку; он почувствовал, что она склонилась над ним.

— Не беспокойтесь, — прошептал он. — Я справился и с этим ударом. Как видите… я жив. Теперь мы можем поговорить.

— Ришар!.. О Ришар!.. Я в отчаянии… Если бы вы знали, как мне тяжело.

Она с волнением взяла его за руку, и ему показалось, что она плачет.

— Спасибо, Кристиана, — сказал он.

— Откуда же вы узнали?

— Ваша шляпка… Вы слишком поздно убрали ее из шкафа. Я успел потрогать вашу вуаль.

— Да, но…

— Вы забыли о колоколе. Это был не набатный звон, Кристиана. Отличить набат от похоронного звона я еще в состоянии.

— Мне так хотелось, чтобы…

— Я знаю, Кристиана… Не плачьте. Вы вели себя безукоризненно… Юбер тоже. Я очень виноват.

Тревога, страх, неуверенность, все опасности, все призраки разом отступили. Оставалась только неизбывная тихая печаль.

— Ваши недомолвки нельзя было объяснить иначе, — продолжал он. Многие вещи я понимаю гораздо лучше с тех пор, как перестал видеть.

Кристиана крепче сжала его руку.

— Прости мне мою ложь, — прошептала она. — Я предупреждала Лотье, что это отвратительно. Бывают дни, когда я просто с ума схожу.

— Вы солгали лишь умолчанием, Кристиана. Это не так страшно. А насчет ссоры с Клеманом в буфетной — это правда?

— Да. Максим внезапно стал задыхаться. Мы сразу поняли, что дело серьезное, гораздо серьезнее, чем обычно… Я послала Юбера за Меруди… Клеман совсем потерял голову и не сумел бы справиться. Бедный парень считал себя виноватым. Он был в полной растерянности… Меруди только что лег в постель. Он сразу оделся. Все это заняло не так много времени, и все-таки, когда они пришли, Максим уже хрипел.

— Если бы телефон работал…

— Это ничего не изменило бы, Ришар. Меруди установил острый отек легкого. Он попробовал сделать кровопускание, но помочь уже ничем было нельзя. Ваш брат так или иначе был обречен. Ему следовало беречь себя, лечиться, а вам известно, какую жизнь он вел! День ото дня он менялся у нас на глазах.

— Стало быть, он не понимал всей серьезности своего состояния?

— Он? Да он строил бесконечные планы! Знали бы вы, с каким трудом мне удалось отговорить его принять это приглашение в Ла-Боль и заставить приехать сюда отдохнуть с нами! Отдохнуть! Думаю, он не понимал грозившей ему опасности.

— Это я во всем виноват.

— Да нет же, мой бедный друг. Не могли же вы вечно нянчиться с ним.

— Он очень страдал? Он понял, что…

— Нет. Он почти сразу потерял сознание.