Валерий Шарапов - Человек в безлюдной арке

Задания Марвеца, связанные с добычей разведданных, больших хлопот не доставляли. Мишка отправлял к указанному в шифровке объекту одного из инвалидов и тот за три – четыре дня вынюхивал нужную информацию.

Через некоторое время Марвец присылал благодарность за качественно выполненную работу. Больше всего Мишка опасался, что его команде прикажут провести громкую диверсию. Во-первых, организация и подготовка такого задания сложна и очень рискованна. Во-вторых, последствия не заставят себя ждать, ибо любой диверсией занимались ни какие-нибудь легаши из РОМа, а сотрудники контрразведки или СМЕРШ - эти товарищи умели распутывать самые сложные клубочки. Об этом курсантов не раз предупреждали инструкторы Варшавской школы. Но и с диверсией фартовому Протасову повезло, да так, что он почти поверил в Бога.

В апреле 1943 от Марвеца пришёл приказ - подорвать пути на восточном участке Московской кольцевой железной дороге - от станции Черкизово до Угрежской. Там, по днесениям других команд, ежедневно скапливалось на комплектовании до полусотни воинских эшелонов. Михаил отправил туда двух «инвалидов» и приступил к подготовке операции. Когда всё было готово и команда вышла к выбранному месту закладки взрывчатки, в паре километров от него вдруг загорелись и начали взрываться цистерны с бензином. Мишка мгновенно отменил операцию и приказал отходить, а следующим утром отправил инвалидов в тот район понюхать воздух. Вернувшись они рассказали, что товарняк на повороте сошёл с рельсов, перевернулось и полностью сгорело двадцать две цистерны, среди работников железки и жителей ближайших кварталов ходят упорные слухи о диверсии. Посовещавшись с подчинёнными, Мишка отправил Марвецу шифровку о выполнение его приказа с указанием участка путей и характера диверсии. Через девять дней, вероятно проверив информацию, Марвец прислал ответ: «Поздравляю с отличной работой, все участники операции представлены к наградам. Пичуге, Абитуриенту и Задору присвоены очередные воинские звания.»

Как то летом, 1943 года, Мишка возвращался со станции Лефортово, где, по заданию Марвеца, следил за крупным железнодорожным узлом, и вдруг на улице соколиной горы заметил, как навстречу ему, по другой стороне дороге, куда-то спешит сестра Анна – в простенькой, лёгкой одежде, с небольшой сумкой и белым халатом в руке. Она почти не изменилась, разве что сделала другую причёску – покороче. Ни одна клеточка его тело не возрадовалась встрече с родной сестрой, ничего нигде не ёкнуло, не защемило. По матери и отцу он действительно, иной раз, скучал, а по Аньке нет.

Сам не зная зачем Протасов проследил за ней – Анна дошла до главного входа Сокольнической инфекционной больницы, где встретила подружку, радостно разговаривая, они исчезли за дверью больницы.

- Там тихая улочка, но по ней часто шастают патрули, - напомнил Абрамов. - Или ты подзабыл, что у легавых приказ - охранять продуктовые магазины?

- Помню я об их приказе, они везде шастают, абитура. Так что же нам теперь, с голодухи загибаться? Ни денег, ни жратвы не осталось, - стоял на своем Протасов. - Двое лежат с жаром, еле языками ворочают, а дёрнем магазин - разживёмся продуктами.

В середине 1943 года команда пообтёрлась и чувствовала себя в Москве как дома, почти как в довоенное время. В июне Мишка встретился с прибывшим, через линию фронта, связным. Он снабдил команду свежими аккумуляторными батареями для рации и приёмника, передал новые шифры и приличную сумму денег. Однако командование штаба Валли не учитывало растущие цены на продовольствие, «инвалиды» и официально трудоустроенные члены Мишкиной команды получали продуктовые карточки и отоваривались в государственных магазинах, где цены росли не так заметно. Остальные вынуждены были закупать продукты на рынках и в коммерческих магазинах, а там цены кусались, да ещё как. Своего пика цены достигли летом 1943 года, когда за килограмм свинины на московских рынках просили до шестисот, за литр подсолнечного масла до семисот, за десяток яиц до двухсот, а за пол литра пятидесятиградусной водки до четырёхсот рублей. Потому привезённые связным деньги закончились осенью, а к зиме команда начала голодать. Трижды Мишка, в своих донесениях сообщал Марвецу о плачевном финансовом состоянии и трижды получал ответ – ожидайте, к концу года связного.

В этот день между Протасовым и Абрамовым возник спор - заместитель ратовал за ограбление какой-нибудь квартиры, это с его точки зрения было безопаснее, чем дёргать магазин.

- Ну посуди сам, - убеждал его в обратном Мишка. - Москвичи бедствуют, живут по карточкам, всё ценное давно выменяли на продукты, запасов не имеют. Сколько ты возьмёшь в квартире? В лучшем случае полкило сухарей и какой-нибудь крупы - за один присест всё сожрём и на завтра придётся вскрывать другую квартиру.

- Да лучше вскрывать по одной каждый день, чем рисковать и подставляться под пули.

- Какие пули, абитура? Дед же доложил, что улица, после закрытия магазина, вымирает...

За неделю до разговора с Абрамовым, Мишка отправил на разведку Дробыша - рядового агента по кличке Дед. В 1941, при отступлении, сержант Дробыш серьёзно повредил ногу и попал в плен. В концлагере его ногой никто не занимался, кость срасталась неправильно, плоть начинала гнить и когда он исподволь прощался с жизнью, рядом нарисовался вербовщик из Абвера, пообещавший, что врачи в разведшколе непременно поставят его на ноги. Дробыш согласился, так как других вариантов выжить у него не оставалось. Ногу прооперировали, она почти полностью восстановилась, но стала на три сантиметра короче здоровой. Благодаря приметному увечью и хромоте, московские патрули только однажды остановили его для проверки документов.

- Чёрт с тобой! - сдался Абрамов после долгих споров. - Но знай, не лежит у меня душа к этому делу.

Состояние двух заболевших агентов ухудшалось, подкашливали и гундосили нездоровыми голосами ещё двое. Мишка списывал это на плохое питание и поторапливал товарищей с подготовкой к грабежу магазина.

Наконец наступило двадцать третье декабря. Он намеренно выбрал этот день - середина недели, четверг. Дополнительные патрули, вышедшие на улицы в день рождения Сталина, исчезли. До новогодних праздников ещё целая пропасть времени.

Едва небо стало меркнуть, один из «инвалидов» дважды прошёлся по району - ни патрулей, ни подозрительных гражданских лиц - всё спокойно, как и несколько дней назад. Стемнело, причём не только небо над головой, но и в уличных лабиринтах города. Из-за строжайшей светомаскировки уличные фонари не включались, автомобили ездили со специальными нафарниками, окна квартир закрывались плотными шторами или драпировались тёмным материалом.