Легитимный Легат - Под небом

– Спешу доложить в личном порядке! – объявился запыхавшийся мужичок в подмокшем синем мундире. Подбородок разделен на две части, туго перетянутый креплением для головного убора. Рони подул на чай и прищурился: сколько жандармов переглядел в жизнь, а дурной лямки не замечал. Может, от того, что все время на ногах был, или спиной повернут, а не сидел квашней под надзором, лицом к лицу.

– А что, снова украли телеграф? – Виктор ссутулился еще больше, даже глаза не поднял на гостей.

– Не бывало такого, месье, э-э, – второй шепнул что-то на ухо, и его коллега просиял, исправив оплошность: – Виктор! Господин Стофф просил явиться с донесением. Персонально или к заместителю. Для получения, сталбыть, дальнейших распоряжений…

Жандарм сделал какое-то путаное движение, что явно входило в военную ритуальщину, Рони почти не знакомую.

– Господин Стофф, – ответил кабан, – в разъездах. По очень важным делам.

– А как же, позвольте, нам…

Виктор нахмурился и тут же встал, небрежно бросил ручку. Та покатилась по кривому столу, чудом зацепившись в дюйме от падения.

– Я за него.

Самый разговорчивый из гостей выдохнул с облегчением. Рони понял сразу: нашли, кого винить, если оплошают.

– Итак?

Рони навострил уши, чуть отвернувшись от стола. Жандарм снова явил ритуалец, расшаркавшись: представился, выгнул грудь запятой, провел пассы руками. И только через половину минуты стал полезным:

– Сегодня к утру, а точнее – в пять тридцать…

– Или к шести, – уточнил второй.

– Вспыхнули над складом, что у Мытой площади, двадцать огней.

– Или двадцать два.

Кабан присоединился к троице с левого бока, как из засады выскочил. Виктор проявлял чудеса терпения, никого не поторопив.

– … Как стало известно от смотрителя за часами у башни…

– На башне Хэлт, – смиренно сказал второй.

– … То походило на послание, которое господин Стофф и приказал ожидать. Полагаю, дело рук ночных бандитов – их почерк. Э-э, то есть, посыл. Знак.

– Неприличнейшего содержания знак! – взволнованно добавил второй.

– Рановато, – еле слышно проворчал Виктор, почесав щетину на подбородке.

Злорадство, воробьям Рьяных обычно не знакомое, наполнило Рони до краев. Планы, значит, у коршуна не сбылись. Вот так неувязка! Разве не знает он, будучи старше, что жизнь планам не подотчетна?

– Как увидели, так сразу же – к вам! – лязгнул зубами первый жандарм. За ним вклинился сосед, придерживая головной убор:

– И наши, значится, эт-самое, – второй вдруг захрипел и затрясся, то ли с похмелья, то ли от горячки перед начальством, – прошерстили все этажи. Ну, у башенки-то…

И заискивающе покосился на черно-белого «месье», оба глаза из-под козырька и сияли.

– Только время зря потратили, – презрительно сказал Виктор.

– Это чегой-то, извольте?.. – подбоченился первый из жандармов, нервы у него явно покрепче. – В башне могли поселиться, сталбыть…

– Не там идиотов ищете, – пояснил Виктор. Рони прыснул, оценив выпад, чуть чай по ноздрям не пустил. – Воробьи так не подставятся. Это не для них послание, а для вас.

– Для нас, ты хотел сказать, – кабан сложил руки на груди.

– Для нас оно было бы, – Виктор ткнул пальцем в рассохшийся дощатый потолок, – очнись ты сегодня в погорелых обломках.

Кабан запыхтел, потоптался; под его неспокойными ногами взмолился пол.

– Ну, начальник, – почти без издевки зашевелилось свиное рыло, – ты уж говори, к чему клонишь, или…

Жандарм обиженно поджимал губы, с его ног натекла черная жижа, будто в отместку. Большим он подгадить лично Виктору, похоже, не мог. Черно-белый коршун явно любил жандармов не больше Рони. А боялся – куда меньше. Он продолжал, не церемонясь.

– У Джеки война не только с коршунами, но со всем штатом. Послание очевидно – ратуша.

У жандарма отвисла челюсть и котелок забавно отклонился, сползая на затылок. Он подхватил головной убор и возмутился:

– Вот же ж сучье дитя, простите!

Рони прихлебнул чай, с удовольствием подглядывая за муками жандармов. Насладился, хоть пойло было таким себе, и не заварено в чайнике Жанет. Чужбина, да в родном городе. Чай с молоком, жизнь под сапогом.

Может, если ногу на ногу закинуть, он хоть Виктора позлит.

– Чтобы замысел не разболтали раньше срока, я оповещу вас за половину дня. Не делайте ничего необычного. Словом, готовьтесь к налету так, будто бы коршунов и не ждете.

– Но господин Стофф сказал…

– Господин Стофф может и дальше ловить Джеки Страйда так, как посчитает нужным. – Виктор сдержанно улыбнулся. Рони, кажется, начал лучше понимать арсенал его редких улыбок. Ни одна из них не бывала радостной и теплой даже на треть.

Жандарм, на вид спокойный в сравнении с товарищем, пожамкал губами. На лице второго, хуже пятен, застыли вопросы. Виктор наверняка не ответил ни на один из них:

– Уверен, что под таким чутким руководством – не пройдет и года! – Джеки лично явится с покаянием к графу Йельсу…

Кто-то из коршунов ехидно хрюкнул, а когда Рони обернулся – морды снова вытянулись в важном сосредоточении.

– Это ты загнул, – кабан залебезил, разрядив обстановку. Потом принялся ублажать жандармов: – Ну что, господа дорогие, остались вопросы? Или…

– Э-э, – те переглянулись, от этого действа не поумнев и даже не успокоившись. – Пожалуй, э-э… нам бы подпись…

– Славно, – воспользовался протянутой ручкой Виктор, черкнув что-то на бланке. И сразу же слинял, таким образом и попрощавшись. Руки за него тоже пожимал кабан.

Рони пожалел, что с важным видом расположил ноги – чуть не споткнулся о край стола, спешно расставшись с насиженным местом. Поспешил вслед, на верхний этаж, под скрип ступеней.

– Хорошенько знаешь легенду, а? – громко спросил он, следуя за коршуновой спиной с разницей в три шага.

– Как можно не знать, на кого объявил охоту?

Рони помялся, опустил взгляд. Коли бы все коршуны так хорошо свое дело знали – сидеть воробьям на земле битыми калеками. А может, все дело в том, что воробьи никогда и не были настолько хороши, чтобы на них такую охоту собирать.

Эта мысль сжала что-то в его утробе. И ему – всего на один крохотный миг – захотелось и впрямь стать маленьким, потешным воробейчиком. Слишком тощим и скромным, чтобы ходить на монетный двор, как к себе домой, или гоняться за Джеки Страйдом.

– Верно, – тихонько добавил Рони и заметил: – Плохое нынче время для легенд.

– Легенды в хорошие времена и не рождаются, – отмахнулся Виктор.

Рони примолк. Попытался вспомнить, когда же в Гэтшире для него или старых воробьев бывали пригожие времена. Крыши протекали, жандармы зверствовали, за работу дрались в очередях. Лавки полнились жратвой – это да, вот только исключительно в квартале знати, да за такие деньжищи, что жизнь воробья столько не стоила. По юности Рони еще пыжился, гордо щеки раздувая: «Уеду прочь, не сыщете!» Жанет примирительно улыбалась и трепала его по взмокшим рыжим волосам на затылке. И грустнели ее глаза – хуже, чем оплеуху получить. Это уж потом он понял, сдружившись с Дагом и остальными ребятами, что с другого края материка прибыли, – те же лавчонки и там, те же беды, хоть и кажется издали, что надежды больше. Смени черепицу от коричневого к зеленому, под цвет флага, а протекать будет все так же.