Василий Боярков - Образцовая участковая

– Аха-ха-ха! – криминальный авторитет не смог удержаться, чтобы искренне, от всей души, не расхохотаться. – Извините, милая девушка, но вы сейчас говорите полнейшую чушь: ничем похожим мы уже давненько не промышляем – у нас есть более эффективные методы убеждений.

– Например? – не удержавшись от саркастической мины, поинтересовалась Шарагина язвительным голосом; беспардонным, беззастенчивым поведением она в той или иной мере была введена в невольное заблуждение.

– Скажем, убедительная рекомендация послушным селянам – а сочувствующих, поверьте, у нас большинство – избегать посещения неблагонадежной торговой лавки, – пустился Жулин в откровенные, подробные изъяснения, продолжая оставаться в положении «нога на ногу», а для придания себе дополнительной значимости (хотя, если честно, ее и так хватало в чрезмерном избытке) еще и скрестив перед собой обе ру́ки, – или, допустим, месяца эдак на два, как максимум, на три – в ущерб, заметьте, себе – разъяснить добропорядочным предпринимателям, не уклоняющимся от активного участия в «общественной жизни», – несомненно, он подразумевал «исправно платившим наложенную незаконную дань, но на какой-то период от нее по ровному счёту "освобожденным"», и толковая красотка его хорошо поняла, – что необходимо значительно снизить цены и тем самым повергнуть конкурирующую сторону в полную тоску и горестное уныние…

– К ней и так-то никто не ходит, – не дала договорить догадливая брюнетка, чисто по женской привычке обрывая собеседника на недосказанном слове, – а тут еще и прибыли нет, да и определенная психологическая давка, опять же, – и никакого «тебе» силового воздействия либо криминально направленного противодействия, – здесь она даже самопроизвольно присвистнула. – Ха! Научились же наши противоправные структуры работать! Однако, – Шарагина снова придала себе сосредоточенный вид, выразив его насупленными бровями, – Ваша видимая лояльность ничего не меняет – магазин-то ограблен и продукты похищены! А перед самым нападением у вас с хозяйкой происходит нелицеприятный разговор, сыплются недвусмысленные угрозы, словом, возникает тупое непонимание – не странно ли это, Вы не находите?

– И «старая клуха» утверждает, что ее «обнес» именно я? – как и его практичная собеседница, Кальян проявлял чудеса незамысловатой догадливости. – Типа, неудовлетворенный состоявшимся разговором, я предпринял неоправданную, если не глупую попытку призвать ее к существующему порядку, причем осуществленную сразу после неприятного разговора, – уж не дурак ли я? С другой стороны, зачем мне ее вонючий, давно прогнивший, «тухляк»?

– Ну, предположим, – не стала Владислава уклоняться от предложенной постановки вопроса, вспоминая, нет, не недавние лекции, преподаваемые в учебном центре и доведенные до нее в рамках освоения служебной дисциплины, а ранее прочитанные криминальные детективы, – продукты питания Вы похитили, чтобы собрать заключенным преступникам передачу и направить ее в места тюремного заключения – вариант вроде бы подходящий?

– Ага, и «чалящуюся братву» поддержали и лишних затрат не случилось, – сделал Жулин само собой просившийся вывод, – вот только, поверь, красавица, предложенный вариант является полной лажей: не настолько я глупый идиот, чтобы подставляться нелепо, шатко, огульно; нет, пожалуй, здесь что-то другое… – он на пару секунд замолчал, как будто быстренько чего-то обдумав, а договаривал уже решительно и напористо: – Но, как бы там ни было, я обязательно в неприятной оказии разберусь, вычислю обнаглевших гадов и перевешаю их на поселковых березах – в назидание подрастающим потомкам, а неразумным дуракам на острастку!

– И заработаете, дополнительный, очень внушительный, срок заключения, ни на йоту не сопоставимый с какой-то банальной кражей, – разумеется, в полную непричастность авторитетного преступника, Слава нисколько не верила, – может, лучше все же сознаться, отсидеть положенный – обратите внимание, незначительный! – срок и выйти на свободу с очищенной совестью и благородными замыслами – как считаете, сможем договориться?

– Навряд ли, юная леди, – усмехнулся Кальян не дружелюбно, но и не ни приветливо, – сразу видно, что ты еще нисколько не опытная, а только вчера «соскочила» со «школьной скамейки». Короче, давай поступим так: ты сейчас записываешь, что я ничего не знаю, ни понимаю – если, конечно, у тебя нет чего-нибудь посущественнее и ты не собираешься меня сейчас арестовывать – а затем ты меня отпускаешь – я и так тут, любуясь на тебя, основательно задержался – и мы с тобой на какое-то время простимся. Впоследствии, если у вас, у полицейских, появиться хоть что-то более значимое, вы меня снова вызовите, предъявите официальное обвинение, и мы будем с вами общаться как принято по закону, то есть с присутствующим защитником и с предъявлением доказательств; пока же, извини, если бы не твое божественное очарование, я бы стал утверждать, что понапрасну потратил здесь время, а возможно, что и выдвинул бы какую-нибудь небезосновательную претензию – ну, так, чтобы не слишком зазнавались и много не расслаблялись, – последнюю фразу он договаривал, многозначительно улыбаясь и выставляя напоказ полностью золотые зубы.

– Как пожелаете, – нехотя согласилась огорчённая девушка, хотя, если говорить откровенно, она и не рассчитывала, что при первой встрече сумеет добиться чего-нибудь большего; впрочем, пообщаться с главным подозреваемым неопытная следователь была просто обязана.

В дальнейшем за десять недолгих минут она набрала стандартный текст никчемного объяснения, распечатала набранный текст на принтере и дала криминальному авторитету под роспись. Не ознакомившись с содержанием, а лишь сказав: «Я Вам, милая красавица, полностью доверяю», Кальян размашисто расписался (все равно бы, в случае чего, он потом ото всего отказался) и, не задерживаясь долее, но вежливо попрощавшись (видимо, за короткий промежуток обстоятельной беседы, почувствовав достойную противницу, он смог проникнуться к ней вполне заслуженным уважением), твердой походкой проследовал к выходу.

Как только захлопнулась входная, железная дверь, позволявшая выйти на улицу, в кабинет зашел удрученный Палыч, весь период предварительного опроса просидевший в соседнем кабинете и не мешавший вновь назначенной сотруднице набираться первоначального опыта; по его теперешнему состоянию можно было сделать неутешительный вывод, что на субботний день он запланировал какое-то значимое мероприятие, которое, по воле несчастливого случая, у него либо совсем провалилось, либо откладывалось на неопределенное, долгое, время. Тем не менее он смог приветливо улыбнуться, показывая, что в случившихся неприятностях виновата отнюдь не требовательная напарница, а исключительно давно опостылевшая работа, и протянул ей оперативную кобуру, прочную, кожаную, крашенную коричневой краской и расписанную замысловатым узором, назвав ее душевным и крайне нужным подарком: