Сергей Донской - Караван дурмана

– У меня был насморк. Нос заложило.

– А я думала – столбняк, – издевалась Наталья. – Даже испугалась сначала. Потом вижу – зашевелился, слава богу. Сорвался и побежал. Куда, хотелось бы знать?

– Наверное, в буфет, – предположила Ленка, ни к кому конкретно не обращаясь. – Такие, как он, не любят терять время зря.

– Кстати, прямо по курсу приличная шашлычная, – доложил Корольков, обнаружив, что голод беспокоит его значительно сильнее всех подначек майорской дочки. – Пора подзаправиться.

– Я же сказал тебе, что мы не на пикник едем, – напомнил Громов.

– Но кушать-то надо?

– Ты завтракал? Завтракал. Теперь чем скорее довезешь нас до Оренбурга, тем раньше пообедаешь.

– Обед? – воскликнул Корольков, обеспокоенно сверяясь с часами. – Мы доберемся в Оренбург только поздней ночью!

– Значит, пообедаем поздней ночью. Если, конечно, ты переключишься на пониженную передачу. – Громов зевнул. – Тут холодней, чем в Курганске. Дорога обледенела, разве ты не чувствуешь? Нажмешь на тормоз – занесет.

С этими словами он закрыл глаза и уснул, как умер, – почти мгновенно.

Прямая двухрядная дорога, окаймленная темным хвойным лесом, была однообразной и казалась бесконечной. Вверх на пригорок, вниз с пригорка, потом все сначала. Встречные машины попадались все реже и реже, а позади вообще не было видно ни одной. Проезжая мимо площадки, на которой готовились к ночлегу дальнобойщики, Корольков им позавидовал. Сейчас развернут свои «тормозки», попьют чайку, кофейку, а может, и чего покрепче. Потом самые неугомонные разложат на сиденьях дешевых придорожных шлюх и станут снимать стресс, а водители постарше улягутся спать. Стоит сомкнуть глаза, и ты уже отрубился… Благодать… Тебя мягко покачивает, и ты давно бы уплыл по волнам сновидений в сказочные дали, если бы не шум приближающейся машины…

Что за черт? Откуда она взялась? Зачем сигналит и мигает фарами?

Уф-ф! Выпучив глаза, Корольков разминулся с настырно гудящим самосвалом и прочистил пересохшее горло. Оказывается, его незаметно сморило. «Немудрено! – сердито подумал он. – Радио включать запретили, сами дрыхнут без задних ног, а ты за всех отдувайся». Невеселое это занятие – крутить баранку. Серая лента шоссе сливается с сумерками, кишки слиплись от голода, в голове засела навязчивая идея разуться и почесать пятки. Это, конечно, лишнее. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь из спутников застал его за этим занятием.

Корольков покосился на Громова. Спит. Железные нервы у человека, просто-таки стальные. Едет навстречу неизвестности, а ему хоть бы хны. Хотя, если разобраться, то и Корольков тоже не к теще на блины спешит. Он тоже вооружен пистолетом, из которого, возможно, придется стрелять. Но хуже всего, что рано или поздно придется возвращаться обратно. В большой мир, которым заправляют братья Рубинчики и им подобные.

Корольков горестно вздохнул и затряс головой, прогоняя плохие предчувствия вместе с сонной одурью. Поерзал, усаживаясь поудобнее, прибавил газу. Если уж засыпать за рулем, то на полном ходу, чтобы сразу в лепешку. Все равно конец один, как ни тужься. Ты можешь ворочать многомиллионными состояниями, возводить пирамиды или снимать киноэпопеи, но однажды смерть вырвет тебя из людской толпы, как редиску из грядки, и все, финита ля комедия. Тот полмира завоевал, а уместился в скромной яме два с половиной на полтора метра. Об этом километры строк написаны, а самые главные события его биографии умещаются на могильной плите: жил да был, потом помер, вот и весь сказ.

Корольков вздохнул раз, другой и продолжал заниматься этим еще некоторое время, размышляя о своем будущем. Очень уж безрадостным и темным оно представлялось. Прямо как ночь, сквозь которую мчалась машина.

Часа через полтора перед слипающимися глазами Королькова появились первые признаки цивилизации. Шоссе, разделившись на четыре гладких полосы, сделалось более оживленным, лес отступил и исчез вовсе, небо впереди посветлело. «Вот и прибыли», – сказал себе Корольков, когда в свете фар возник голубой щит с начертанным на нем названием города: Оренбург. Он все-таки справился с задачей: доехал до места назначения, не угробив пассажиров по дороге.

За окнами уже мелькали хибары пригородного поселка, кое-где горели фонари, пестрели дорожные указатели, вдоль дороги высились рекламные щиты с изображениями беспечных любителей кофе и сигарет. «Жизнь продолжается», – благодарно подумал Корольков и протер свободной рукой воспалившиеся докрасна веки.

– Подъем, – скомандовал он, когда по обе стороны от него потянулись однотипные пятиэтажки из светлого силикатного кирпича.

Женщины на заднем сиденье задвигались, зашмыгали носами. А Громов просто сел прямо и сказал совершенно бодрым голосом:

– Как заметишь подходящую харчевню, остановись.

– Лучше сразу до какой-нибудь гостиницы добраться, – возразил Корольков.

– Зачем тебе гостиница?

– При ней обязательно есть ресторан. Перекусим, примем ванну, выспимся на чистых простынях, эх, хорошо! – Окончание фразы было произнесено с мечтательной улыбкой.

– Спать будем в машине, – отрезал Громов. – На ходу.

– К чему такие мучения? Мы же не бродяги какие-нибудь, не туристы.

– Почему бы нам не отдохнуть до утра в нормальных человеческих условиях? – поддержала любовника Наталья. – Несколько часов ничего не решают.

– Отдыхайте себе на здоровье, – обрадовалась Ленка. – Оренбург хороший город, вам здесь понравится. Завтра купите себе по пуховому платку, сходите в краеведческий музей и прогуляетесь по городскому рынку…

– Мы? – насторожился Корольков.

– Вы, вы. А мы поедем дальше. Сами – правда, папа?

– Справа по борту кафе и магазин, – объявил Громов, имевший раздражающую привычку слышать только то, что ему хочется слышать. – Тормози, – сказал он, трогая Королькова за плечо. – На еду и закупку провианта дается час. Те, кому хочется помечтать о ванной и чистой постели, пусть остаются в машине и мечтают. Остальные за мной.

Машина остановилась, вразнобой захлопали дверцы. Четверо путников, выбравшихся из тесного салона «Жигулей» на волю, с наслаждением глотали свежий ночной воздух и никак не могли надышаться.

Центр Оренбурга производил странное впечатление. От обилия деревянных домов старинной постройки создавалось впечатление, будто находишься в большой деревне, только собачьего лая и коровьего мычания не хватало. Кафе «Минутка» с покосившейся неоновой вывеской смахивало на будку дорожно-постовой службы, сооружение которой потребовало слишком много стекла и кафеля. Но внутри горел свет и звучала завлекательная музыка в стиле «унц-дэнц, унц-дэнц». Продуктовый магазин, расположенный почему-то наискось, тоже работал. Из него как раз вышли два расхристанных оренбуржца, постояли немного, покачиваясь на ступенях, а потом тот, что пониже, молча рухнул вниз. Второй забрал из его омертвелой руки бутылку, сунул ее в карман пальто и побрел восвояси, не оглядываясь. Он казался еще более мертвым, чем его упавший товарищ. Вылитый зомби из фильма ужасов. Смертельно бледный упырь с невидящим взглядом.