Микки Спиллейн - Тигр на свободе

Рондина вновь овладела собой.

– Нет, – сказала она, – не боюсь.

– Напрасно. У тебя есть все основания бояться.

Я расплатился, и мы вышли. Нас можно было принять за супружескую чету. Никому бы и в голову не пришло, что рядом идут палач и жертва.

На углу Бродвея я остановил такси и назвал водителю адрес Рондины. Она положила между нами свою сумочку. Я прижал ее бедром и понял, что в ней пистолет. Для меня не составляло большого труда незаметно открыть ее, вытащить из пистолета обойму и положить ее себе в карман. В свое время Корбинет хорошо обучил нас.

Она не стала возражать, когда я вышел из машины и последовал за ней в дом, но остановилась около швейцара и портье, перекинувшись с ними парой слов. Оба мужчины имели достаточно времени, чтобы рассмотреть меня. Кроме того, она спросила их о времени и подвела свои часы. Таким образом, два свидетеля могли опознать меня и назвать точное время нашего прихода.

Но Рондина не знала, что сегодня я не собираюсь ее убивать. Пока еще нет.

Она нажала на кнопку двенадцатого этажа.

– Неплохо сработано, Рондина, – заметил я. Она поняла, что я имею в виду.

– Ты считал меня бездарной?

– Ни в коем случае. Однако за время нашей разлуки ты усовершенствовалась.

Рондина загадочно улыбнулась. Она так держала свою сумочку, чтобы в любой момент выхватить из нее пистолет. Правда, это мог заметить только профессионал.

Она вошла в комнату, оставив дверь открытой, и спросила:

– Выпьешь на дорогу, Тайгер?

– Охотно.

Она повернула выключатель. В разных концах комнаты загорелось несколько ламп и из скрытого динамика послышались первые аккорды симфонии Брамса. Рондина сбросила пальто на спинку кресла, положила сумочку, подошла к бару и начала что – то смешивать. Подав мне стакан, она прошла в спальню и через минуту вышла в голубом стеганом халате, под которым – я знал – больше ничего не надето. Я был разочарован. Нет, не внешностью Рондины – она была так же хороша, как и прежде, а тем, что она сочла меня простаком, способным клюнуть на ее старые приемы. Во всяком случае, она облегчила исполнение моего намерения.

– Прелестно, – сказал я. – Ты можешь заработать кучу денег, позируя для журналов.

Она улыбнулась.

– Спасибо. Ты допил?

– Я жду добавки.

– Сейчас.

Она не заметила, что первый стакан я вылил, и приготовила мне вторую порцию. Я сделал глоток и подошел к окну. Ее квартира выходила окнами на Центральный парк, с двенадцатого этажа был хорошо виден весь его громадный прямоугольник.

– Славная квартирка, Рондина. Наверно, стоит не меньше тысячи в месяц. Если учесть твое жалование в ООН, она тебе не по карману.

– У меня есть рента, а положение обязывает поддерживать определенный статус. Семья считает точно так же.

– У меня другое объяснение.

– Какое же?

Я повернулся и посмотрел на нее.

– Да, у тебя есть побочный доход, но его источник не семья, а враждебное правительство.

Она покачала головой.

– Допустим, ты сказала правду, но только наполовину. Возможно, Кены и дают тебе деньги, но только, чтобы ты не обнародовала какую-то их тайну. – Я торжествующе улыбнулся. – Остроумный шантаж – отличное алиби для денег.

Она снова побледнела.

– Через несколько дней я узнаю тайну этой семьи, – продолжал я. – То, что смогла сделать ты, смогу и я. У меня есть парни, которые раскопают все, что угодно.

– Тайгер…

– Что произошло с твоим братом и сестрой, которые якобы погибли во время войны?

– Дьявол! – Она швырнула в меня стакан. Он ударился о стену и разбился. Я не шевельнулся. – Они мертвы! Оставь мою семью в покое! Я улыбнулся.

– Дорогая, у тебя плохая память. Ты совсем забыла своего Тайгера. Неужели не помнишь, что я ничего не бросаю на полдороге. Я разузнаю все до конца. Я слишком сильно любил тебя и потому теперь так сильно ненавижу. Вспомни, о чем мы мечтали и конце войны: иметь домик у моря и детей. Сколько детей ты хотела? Ах, да, четверых! Боже, как я был тогда счастлив… и как глуп. Я совершенно ослеп от любви… Я подарил тебе жизнь и забыл о деле, а потом ты захотела убить меня. Любовь? Черт возьми, да ты не знаешь, что это такое.

Взгляд Рондины стал печальным.

– Ты меня еще любишь, Тайгер? – Она по-прежнему была великолепной актрисой.

Я ответил не раздумывая:

– Конечно, и никогда не перестану. Но это не помешает мне убить тебя. В душе у меня все перегорело.

– Ты действительно этого хочешь?

– Да. И убью, как только все узнаю.

Симфония приближалась к торжественному финалу. Наступил подходящий момент. Я уселся на ручку кресла и посмотрел на Рондину.

– Сними халат.

Ее руки непроизвольно потянулись к вырезу халата и стянули его на горле. Я сделал несколько шагов к ней. Она стала медленно отступать, пока не оказалась около софы.

– В чем дело, моя радость? Разве я не видел тебя обнаженной? Я знаю каждый сантиметр твоего тела, так что не разыгрывай из себя недотрогу.

– Тайгер… – Она вцепилась в спинку кресла.

– Сними, – сказал я, – или это сделать мне?

Вряд ли она испугалась бы больше, если бы я направил на нее пистолет.

– Прошу тебя, – сказала она. – Зачем… Я усмехнулся.

– Ты решила, что я собираюсь тебя изнасиловать? Нет, я только хочу увидеть результаты пластической операции.

Прошло несколько секунд. Закусив губу, она стала нащупывать застежку пояса, расстегнула ее, одним движением сорвала с себя халат и вызывающе посмотрела на меня.

На секунду я вернулся в прошлое, в тот день, когда мы прятались в сарае, а снаружи нас искали французские партизаны. Они ничего не заподозрили. Сильный ливень смыл все следы. Убедившись, что опасность миновала, мы начали плясать от радости. Рондина танцевала на земляном полу, сбрасывая с себя одежду…

Но сейчас она дрожала всем телом, и это была дрожь ненависти.

– Да, хирурги неплохо поработали. – Мне было нелегко говорить. – Парафиновые впрыскивания, невидимые швы, строгая диета, регулярная гимнастика и массажи могут стереть следы многих лет, но воспоминаний они не уничтожат.

Я отвернулся и пошел к двери.

– Тайгер!

Я оглянулся. В руке она держала пистолет, а открытая сумочка валялась в кресле.

– Я могу убить тебя, если захочу.

– Нет, не можешь, ты многое забыла. – Я вынул обойму из кармана и швырнул к ее ногам. – Вот. Попробуй, если хватит силы воли.

Она изумленно посмотрела на бесполезный кусок железа в своей руке и, опустившись на колени, зарыдала как ребенок.

В этом была вся Рондина. Больше всего она огорчалась, если ее перехитрили.

Я покинул квартиру, добрался до ближайшего угла и несколько минут поджидал свободное такси, но вес проезжающие машины были заняты, и я пошел пешком по Бродвею. У меня из головы не выходила картина: она обнаженная стоит на коленях и плачет.