Владимир Колычев - Когда любовь соперница у смерти

А дверь была из цельного дерева, крепкая. Ее, конечно, можно было сломать – при большом желании. Но буйствовать я не стал, хотя и обозленно сжал кулаки. Увы, я находился в таком положении, когда ярость могла свидетельствовать только о моем бессилии, а мне не хотелось казаться слабым.

По той же причине я не пытался вылезти в окно, чтобы затем спуститься вниз на крышу. Да и веревки у меня не было.

Окна, к счастью, открывались, иначе возникла бы опасность спечься в полуденной жаре под раскаленной крышей. Сев на высокий табурет, я сложил руки на подоконнике, как на барной стойке, и уронил на них голову. Увы, но я не знал, что делать дальше, кроме как идти напролом. Мне нужны были Гарик и Серега, и я должен был что-то предпринять, чтобы задержать их и вывезти в Россию.

Сначала это казалось мне невозможным. Но чем выше поднималось солнце, тем сильней напекало мне голову, и жиже становилось ощущение реальности. Рано или поздно за мной придут – воды принести, еды, тогда все будет зависеть от моей решительности. Обезвредить одного охранника, захватить оружие, нейтрализовать другого… Не знаю, в какой последовательности я столкнусь с Серегой, но убивать его я не стану. Хотя, кто его знает… Может, Серегу придется списать в расход, но Гарика я должен захватить живым. Я должен доставить его в Черногайск. С Давидом Юльевичем я что-нибудь придумаю, свяжу его, закрою в какой-нибудь комнате вместе с Ольгой. А потом воспользуюсь его машиной и уеду отсюда вместе с Гариком. По дороге свяжусь с Черепановым, и он организует мне встречу на границе, чтобы провезти через нее преступника…

От этих смелых мыслей меня отвлек шум мотора. Я глянул вниз и увидел въезжающий во двор джип «Ленд Ровер», из которого вышли трое с автоматами. С высоты я не мог рассмотреть этих парней, но уловил, что все они весьма крепкие на вид. И еще мне показалось, что лица у них всех неестественно белые, как будто их кожа только сегодня узнала о существовании солнечных лучей. Может, альбиносы… А, возможно, их бледность мне всего лишь привиделась. Все-таки высота, и сознание беспокойное…

Солнце поднялось в зенит, и крыша башни нагревалась все сильней. И вскоре я снова всерьез окучивал прежние свои планы с поправкой на три человека охраны. Я тешил себя иллюзиями до самого вечера, пока солнце не поклонилось горизонту. Только тогда открылась дверь, и на пороге появилась Ольга.

Я мысленно и с сарказмом в душе поздравил Прилепова с удачным ходом. Пришли он ко мне охранников, я бы волком набросился на них. И ему бы тоже досталось, если бы он сунулся сюда сам. Но Давид Юльевич прислал ко мне свою экономку и, похоже, любимую женщину по совместительству.

– Что-то не так? – спросила женщина, настороженно всматриваясь в меня.

– Да нет, все так. Хотелось бы спросить у Давида Юльевича, как он догадался, что мне захотелось остаться в этой башне до самого вечера.

– Он зовет вас к себе, можете сами спросить у него об этом.

Она повернулась ко мне спиной и кивком головы показала, чтобы я следовал за ней.

– Ольга… – начал я и замолчал в ожидании, когда она добавит к произнесенному имени свое отчество.

Но женщина не отозвалась, тогда я продолжил:

– Ольга, вы давно работаете у Давида Юльевича?

Она снова промолчала, на этот раз искусно изображая озабоченность тем, что лестница слишком для нее крута, и она боится, как бы не упасть.

– А Надежда как долго работала на него?

Ольга не ответила, но по тому, как она вздрогнула, я догадался, что задел ее за живое.

Насколько я понимал, Гарику было за тридцать, значит, мать его умерла очень давно. Давиду Юльевичу было тогда, ну, может, чуть больше двадцати. Не мог же он все это время обходиться без женщины. Может, любовниц как перчатки менял, а может, жил с ними подолгу. Возможно, и женой обзавелся… Надежда Викторовна точно не была его женой, во всяком случае, официальной. Но, может быть, она жила с ним здесь, пока не надоела и не отправилась в почетную ссылку в Запалиху, в дом, который Прилепов построил для своего сына, а, может, и для нее тоже. Теперь вот у него роман с Ольгой…

В принципе, мне было все равно, какие отношения у Прилепова со своей экономкой. Просто мне нужно было расшевелить женщину, сыграть на обнаженном нерве, как на струне.

– У них был роман? – продолжал давить я.

– Не ваше дело! – показала свою слабину Ольга.

– И где сейчас Надежда?

– Вы это знаете лучше меня!

Женщина остановилась, резко повернулась ко мне. В ее глазах я видел осуждение, но вместе с тем и откровенный интерес.

– Да, она умерла у меня на глазах, – окрыленный маленьким успехом, наседал я. – Она отравилась. А почему? Думаете, из преданности Прилепову? Нет. Дело в том, что она очень серьезно болела. Неизлечимо болела. И страдала от сильных болей. А всему виной радиация… Вы тоже можете заболеть.

– Зачем вы это мне говорите?

– Не знаю, – соврал я.

На самом деле я отдавал себе отчет в своих действиях. Мне нужно было расшатать в женщине веру в своего хозяина, склонить ее на свою сторону. Прилепов использовал Ольгу, не особо заботясь о ее здоровье, и она должна была проникнуться этой мыслью. Как и той, что, если она умрет, то на ее месте появится новая пассия… Не думаю, что в случае успеха, Ольга могла стать моей союзницей. Но она могла помочь мне, например, вывести из игры Прилепова, тогда мне легче было бы добраться до его сына.

Можно было сказать, что я намерен спасти ее, увезти отсюда. Но тогда она точно донесет о нашем разговоре своему боссу. А если я ограничусь намеками, она задумается и, возможно, утаит свои опасения от Прилепова. А если вдруг и сообщит ему, то упрекнуть меня будет не в чем. Что я такого сказал? Всего лишь предупредил, что может случиться с ней, если она и дальше будет оставаться здесь, в зоне чрезвычайной радиационной опасности.

– Не знаете – не говорите! – нервно отсекла она.

Я поднял руки в знак смирения, но она не увидела этого, потому что повернулась ко мне спиной.

По лестнице мы спустились в комнату, из которой вышли прямо в столовую.

Ольга пугливо вздрогнула, увидев сидевшего за столом Гарика. Но быстро взяла себя в руки, подняла голову, чтобы подчеркнуть свою независимость.

Парень сидел перед пустой тарелкой, в правой руке держал нож, в левой – вилку. То ли он знаком был с правилами этикета, то ли собирался ударить Ольгу ножом с правой, более сильной руки. Возможно, он собирался убить ее, а потом разделать ножом и вилкой по всем правилам застольной науки. Так или нет, но смотрел он на нее с аппетитом волка, собравшегося наброситься на мать ягненка.

– Ты плохо готовишь! – выпалил он. – Ты плохая!

Зверский блеск в его глазах вдруг исчез, уступив место слезам. Разрыдавшись, как маленький мальчик, он бросил на тарелку нож и вилку, порывисто вскочил и, размазывая руками слезы, убежал. Эх, догнать бы его, взять под белы в кровушке рученьки, да в машину, чтобы затем гнать без остановок до самой границы. Но нельзя – остановят. Тот же Серега где-то рядом, да еще и подкрепление прибыло.