Владимир Колычев - Когда любовь соперница у смерти

Я не присел, я упал на колено, стукнувшись о бетонный обломок. Боль встряхнула меня, и даже показалось, что время ускорило свой ход… Нет, не показалось. Я стремительно высунулся из укрытия и выпустил в темноту короткую очередь. И тут же напоролся на ответные выстрелы, один из которых выщербил ямку в стене в сантиметре от моего лица. Острая крошка впилась мне в щеку. Боли я не почувствовал, но лег, чуть изменив позицию. И снова выстрелил.

Огоньки ответной очереди, как показалось мне, отодвинулись на несколько шагов назад. И выстрелы были не столь меткими. Похоже, противник отступал. Я послал вдогонку еще с полдюжины пуль, но боевик не отозвался. Я мог бы подумать, что с ним покончено, если бы не слышал отдаленный шум его шагов. Он уходил тяжело, натужно, как будто тащил на себе весомый груз. Может, раненого с поля боя выносил… Если так, то исполнял он благородную миссию, и достоин был уважения. И даже жалости. Но только не пощады. Жалость и пощада в данном случае и близко не были синонимами. Я мог жалеть противника, но не имел права отпустить его так просто. Нельзя, чтобы он отошел на безопасное расстояние. Возможно, в машине у него находится гранатомет, и он вернется сюда и уничтожит меня шквалом огня. Или вызовет подмогу с тяжелым оружием… Нет, я не должен был его отпускать.

Я стрелял на звук, пока в магазине не закончились патроны. Я перезаряжал автомат, а шум шагов продолжал пилить нервы. Израсходовал третий по счету рожок, но боевику хоть бы хны. Только хруст под ногами и ни стонов, ни ругани. А в итоге он добрался до конца коридора и скрылся в шахте первого спуска.

Сейчас он поднимется наверх, доберется до своей машины, и если в ней есть гранатомет, я не должен буду позволить ему сделать выстрел. Я должен встретить противника у самого входа, где он меня не ждет.

У меня еще было в запасе время, и я мог сбегать за фонарем из тех, что лежали в коробке. Но вначале я обследовал тот, который был разбит пулей. Восстановить его в моих условиях не смог бы даже сам Кулибин, если, конечно, не прибегать к двум уцелевшим фонарям. Зато в нем сохранился съемный аккумулятор, а это запас питания, что само по себе очень ценно.

Снятый аккумулятор я бросил в коробку, а взамен взял целый фонарь. С ним вышел в коридор, осветив пространство перед собой, подошел к лежащему на полу человеку. Он был мертв. Одна пуля попала в грудь, в тонкую расщелину между карманами разгрузки, заполненными снаряженными магазинами, которые могли бы защитить его. Что называется, не повезло. Автомат валялся рядом. Что ж, таким добром не разбрасываются. Но его я заберу на обратном пути, как и тот «АКМ», который украшал захламленный пол в нескольких шагах от меня. Автомат валялся сам по себе, а его владельца нигде не было. От него осталась только кровь на полу. Значит, все-таки уцелевший боевик вынес раненого товарища. Что ж, честь ему за это и хвала.

Автоматы я заберу на обратном пути… Стоп! А зачем они мне?

Видимо, перестрелка и визжащие пули над головой отрезвили меня. Именно поэтому я серьезно задумался над вопросом – а оно мне нужно? Зачем я должен рисковать в одиночку, если сюда можно пригнать роту спецназа, которая вывернет наизнанку весь подземный завод со всей его начинкой. Ну, конечно же! Сейчас я уничтожу препятствие на своем пути, сяду в джип и прямо через степь, по бездорожью помчусь, куда глаза глядят… Топлива в машине, правда, маловато, но ведь есть еще машина, на которой прибыли сюда мои преследователи. Или у них бензин позаимствую, или просто воспользуюсь их транспортом… Да, хорошо, что я побывал в этой передряге. Извилины, принявшие было упрямо ровную линию, вернулись в привычное, изгибистое положение. И по ним уже змеятся умные мысли, если я всерьез думаю о бегстве.

Я так увлекся спасительной идеей, что даже махнул рукой на коробку, оставшуюся в шахте очередного спуска. Как-нибудь обойдусь тем, что имеется в наличии. А обладал я немалым богатством – один защитный костюм с респираторной маской чего стоит. И автомат с двумя магазинами… Вернее, с тремя. Нагнувшись, я отстегнул от брошенного оружия рожок. Пусть он и не полный, но все же.

В дальнем конце коридора, у проема лестничной шахты, я обнаружил еще один труп боевика. Вид более чем неприглядный: лицо обезображено пулями, в теле несколько ран. Похоже, уцелевший преследователь, отступая, прикрывался им, как щитом. А я, получалось, добивал раненого. Выходило, что мы оба свиньи. Каждый думал о себе, о собственной безопасности… Но я-то стрелял во врага, а противник прикрывался другом. К тому же, лежавший передо мной боевик мог умереть еще до того, как его тело превратилось в щит.

И все же осадок на душе остался. Под этим гнетущим впечатлением я поднялся наверх, осторожно выглянул из входного проема. И тут же из-за обломков бетонного парапета, метрах в двадцати от меня с громким дробным стуком высветился смертельный огонек. Выстрелы прозвучали так внезапно, что у меня просто не было возможности спрятать голову. Но мне повезло: первые несколько пуль просвистели у меня над ухом и в рикошете завизжали за спиной. А остальные ударили в пустоту, еще мгновение назад заполненную моей головой.

Увы, но противник имел надо мной полное превосходство. Он контролировал ситуацию, а не я. Он держал на прицеле входной проем, в то время как у меня не было даже возможности высунуть голову. И еще он мог менять позицию, я мог лишь маневрировать по высоте в узком пространстве выхода… Выход был, а положение казалось безвыходным.

Для острастки я высунул автомат, оставив голову под защитой бетонного прикрытия, сделал несколько выстрелов. Но этим я мог выразить лишь глубину своего отчаяния, и даже чудо не помогло бы мне поразить цель. Разумеется, противник уцелел и высмеял меня длинной очередью. Пули беспрепятственно влетали в темноту бетонного короба, смятого давней ударной волной ядерного взрыва, но по-прежнему обладавшего кремниевой крепостью. Они бились о трещины и выступы некогда монолитной железобетонной стены, рикошетили, разлетались по сторонам. Одна такая пуля едва не задела меня, пролетев над головой.

Был у нас в армии случай. Ротный, заступая на дежурство, снаряжал в оружейке табельный пистолет. О чем он тогда думал, непонятно, но произошел непредусмотренный выстрел, и пуля, отскочив от стенки в оружейной комнате, вылетела в коридор казармы, где у тумбочки стоял дневальный. Пуля и дальше продолжала выкидывать коленца, отскакивая от стен. В конце концов, пролетев по совершенно немыслимой траектории, она стукнула дневального в лоб. Убойную силу она к тому времени утратила окончательно, но тем не менее солдата приводили в чувство очень долго.