Валерий Ильичёв - Кофе в постель (сборник рассказов)

Обидно, что ему не поверили и задержали. Но он бы и сам в такой ситуации заподозрил в первую очередь ревнивца-мужа. Временами ему начинало казаться, что он виноват в смерти жены, так как его настойчивые поиски могли вспугнуть Марину, и её убили, когда она пыталась уйти. Эх, прав был Володька — не надо было сюда лететь. Так он лежал и казнил себя, ещё не зная, что красавец-танцор Александр Птицын найден, опознан, водворен в соседнюю камеру и теперь тоже клянет себя за вчерашний вечер: «Сколько раз говорили, что бабы меня погубят. Так нет, все лезу куда не нужно и ищу себе дурацких приключений. И кто теперь поверит в столь невероятное стечение обстоятельств?»

Вечером на совещании в кабинете Крутова собрались участники розыска. В отсутствие прокурора Крутову невольно приходилось брать на себя ответственность. А ситуация сложилась щекотливая: задержаны двое, и вина одного автоматически исключает ответственность другого.

Трудный разговор начал Сытенко:

— Пожалуй, надо отпускать мужа: виновный не стал бы сидеть с утра возле её жилого корпуса.

— Ну, не скажи, — перебил Балабин. — Он мог это сделать для отвода глаз, понимая, что все равно его установят через кассу аэрофлота!

— Слишком уж сложный ход для неопытного преступника. К тому же следов крови и мозгового вещества ни на одежде, ни на изъятом ноже не обнаружено. Правда, сам факт приезда в город и чувство ревности говорят о многом.

— Вот видишь, — вновь перебил Балабин, — в таком состоянии вполне мог убить.

— «Мог» и «совершил» — разные вещи, — решил вмешаться Кругов. — А что у нас есть в отношении Птицына?

— Здесь улики весомее. — Сытенко, найдя нужное место в протоколе допросов, зачитал:

«Марина согласилась с моим предложением прогуляться по парку после танцев. Недалеко от смотровой площадки, под деревом я взял её за плечи и попытался поцеловать. При этом неловким движением случайно разорвал нитку бус. Женщина вскрикнула и кинулась подбирать рассыпавшиеся бусинки, наощупь отыскивая их в траве. Почувствовав осложнение ситуации, я предложил бросить это бесполезное занятие и, вернувшись сюда с утра, продолжить поиски. Но она упорствовала. Не желая уходить от красивой женщины, я пообещал ей купить на другой день новые. Но она резко отказалась. Тогда я спросил: „Что они, такие уж дорогие?“ Женщина ответила: „Дороже не бывает. Им цены нет“, Я сделал попытку приподнять её и обнять, но Марина резко оттолкнула меня и сказала: „Да убирался бы ты отсюда!“ Я очень рассердился на такое обращение и, повернувшись, быстро пошел вниз, к морю. В темноте, не заметив низко склонившуюся ветку дерева и наткнувшись на нее, исцарапал лицо. Кровь из разодранной щеки капала на рубашку. Вернувшись в санаторий, я выстирал под краном рубашку и лег спать. На вопрос товарищей по комнате о ссадинах на лице, не желая признаться в неудаче с женщиной, объяснил, что подрался с неизвестными. На другой день после завтрака решил на пляж не ходить из-за оцарапанного лица, остался лежать в комнате, где меня и нашли работники милиции».

Сытенко, закончив читать протокол, начала подводить итоги. Конечно, подозрение падало на Птицына. Здесь и случайное знакомство, и его вполне определенные намерения, и ночная стирка окровавленной рубашки, и повреждения на лице. Слишком много совпадений! Но нельзя сбрасывать со счетов и Холодова. Существует ещё одна, правда сомнительная, возможность: было ещё третье, пока нам неизвестное, лицо, но это уже из области фантазий. Пока из двух задержанных Пти-цын* — более подходящая фигура для обвиняемого.

Последняя фраза резанула слух Крутова — эти рассуждения Сытенко, хотя и логичные, но были довольно циничны.

— Вы, Иван Семенович, все вроде бы говорите правильно. Наибольшие подозрения вызывает поведение Птицына. Ну, а если здесь случайное стечение обстоятельств? В нашем распоряжении ещё почти двое суток. И если ничего нового мы не добудем, то придется освобождать Птицына. Что же касается Холодова, то его мы обязаны отпустить немедленно.

— Если работать с оглядкой, как вы, то с преступниками вообще бороться будет невозможно. — Сытенко понимал, что сейчас наговорит лишнего, но его уже понесло, — С приобретением опыта вы, Виктор Константинович, хорошо узнаете, что на практике редко когда удается собрать полные доказательства. Преступник — не такой уж дурак, и следы, а тем более отпечатки пальцев, нам нарочно не оставляет. А между прочим, в судах такие вот дела на одних лишь косвенных доказательствах беспрепятственно проходят.

— И меня и вас учили, что лучше отпустить девять виновных, чем осудить одного невиновного. И пока это зависит от меня, я сделаю все, чтобы это положение выполнялось.

Но Сытенко сдаваться не собирался.

— Послушай, Виктор Константинович, у нас всегда с прокуратурой были великолепные отношения. И мы вас никогда не подводили. Хотите освободить Холодова — ваше право, хотя можно было бы и не торопиться. Что же касается Птицына, то тут вопрос принципиальный. Нам с вами работать вместе, и совсем небезразлично, как быстро мы найдем общий язык. Чем скорее, тем лучше!

— Для кого лучше, для вас или для дела?

— А зачем противопоставлять, Виктор Константинович? Разве мы для себя стараемся, разыскивая и изобличая преступников? Одно дело делаем и мыслить должны в одном направлении.

— Говорить вы великий мастер. Я даже почувствовал себя формалистом, наносящим вред общественным интересам, а всего лишь выступил за соблюдение законности. Так вот: Холодова освободим немедленно, а Птицына — по истечении положенных по закону трех суток, если не будет добыто новых доказательств.

До этого момента Балабин дипломатично молчал. Ему было интересно, как поведет себя Крутов в сложной ситуации. «Новенький помощник прокурора — молодец», — подумал он. А вслух кратко согласился с коллегой: «Да, надо честно признать, что доказательств в отношении Птицына у нас, действительно, недостаточно. Его рассказ мы пока опровергнуть не можем».

Сытенко промолчал. По многолетнему опыту допускал, что ничего нового его подчиненные не добудут, и тогда эти законники отпустят преступника. А это противоречило его представлению о справедливости. Но впереди, действительно, ещё двое суток, и надо работать.

На следующий день у Сытенко забрезжила слабая надежда. Коллеги из далекого сибирского города, где жил Птицын, сообщили, что, ещё будучи несовершеннолетним, он привлекался к ответственности за попытку изнасилования. Правда, после освобождения в течение уже трех лет к нему претензий у милиции нет, так как ведет себя безупречно. Сытенко, узнав о прошлой судимости подозреваемого, атаковал помощника прокурора: «Виктор Константинович, не делайте ошибки. Мало того, что нераскрытое преступление ухудшит статистику состояния преступности в городе, да еще, это самое главное, убийца уйдет от наказания и, почувствовав безнаказанность, вновь совершит что-либо подобное, Как тогда мы с вами посмотрим в глаза родственникам очередной жертвы? Эх, Виктор Константинович, я, в отличие от вас, уже заканчиваю службу в правоохранительных органах и со всей ответственностью заявляю, что собранных доказательств вполне достаточно для привлечения Птицына в качестве обвиняемого».