Леопольд Тирманд - Злой

— Знаю, — не задумываясь, ответил Крушина. — Мне объяснять не надо. Там пусто и спокойно.

— То-то же, — поспешно бросил Меринос, — там и остановитесь. О месте стоянки могут знать только люди из билетного отдела. Они будут приходить за билетами и разносить их оттуда по городу. Таким образом, будете действовать, так сказать, в самом центре циклона. Понятно, Лёва?

— Понятно, — сказал Зильберштейн.

— Все деньги — в этот чемодан, — ещё раз напомнил Меринос. — Выручку подсчитаем вечером. Вот что, Роберт. Пока вы там устроитесь, выдай Шае билетов пятьсот для ударной группы. И пусть он расставит своих в районе площади Гжибовского и никому не даёт билетов без моего разрешения. Я приеду туда. Понял? Всё ясно?

— Будет сделано, — заверил Крушина.

— Ясно, — повторил Лёва и взял в руки чемодан.

Меринос проводил обоих до двери.

— Пан председатель, — проговорил Крушина, внезапно возвратившись, — а что будет с тем типом? С тем, который наверху? Ну, с Дробняком?

— Ничего, — усмехнулся Меринос, — пусть пока что посидит. Завтра, когда со всем покончим, поговорим с ним. Возможно, мне удастся что-нибудь для не сделать. Лишь бы перестал фокусничать.

Лёва и Крушина сбежали вниз. Меринос возвратился в комнату и извлёк из тайника второй чемодан. Это был чёрный авиационный саквояж из дорогой блестящей кожи, вместительный и очень лёгкий. Он бросил в него бельё, костюм, туалетные принадлежности. Затем снял со стены большую картину — сверкнула стальная крышка врезанного в стену сейфа. Меринос открыл его, вытащил кипу ценных бумаг и кинул их в чемодан. После этого принёс из кладовой две литровые бутылки водки и положил в саквояж между одеждой и бельём. Спустился вниз, поставил чемодан на заднее сиденье маленького «вандерера», закрыл дверцу и поехал в город. Туча пыли ударила в ветровое стекло машины.

На улице лежали полосы неподметённой пыли и мусора. Пыль выедала глаза.

— Идут на стадион, — сказал ЗЛОЙ, протирая засыпанные пылью глаза. Он посмотрел в глубь Иерусалимских Аллей; отовсюду двигались людские потоки в одном и том же направлении. Генек Шмигло взглянул на часы.

— Сейчас ещё только половина десятого, — удивился он. — Семь часов будут ждать на таком ветру. Ну и фанаты!

— Вынуждены добираться уже сейчас, если хотят что-нибудь увидеть хотя бы со стоячих мест, — улыбнулся ЗЛОЙ.

— Шеф, — спросил Генек, — как быть с той машиной? Может, побежать за ней? Это прекрасная машина, новая «Варшава». Товарищ займёт мне на сегодня. Такой моторчик может нам ещё пригодиться, — многозначительно договорил он.

— Хорошо, — сказал ЗЛОЙ, — беги, возьми машину, потом спустишься вниз и остановишься вон там, между жилыми корпусами, на Пшемысловой. Знаешь, там есть такие просветы с улицы. Тихо, спокойно и до стадиона близко. Забери Компота и Калодонта. Вместе пойдём на матч.

— Ребята, — обратился Зильберштейн к парням в надвинутых на глаза фуражках, столпившихся в воротах обшарпанного каменного здания на Мокотувской улице, — здесь по пятьдесят штук. Сейчас можете продавать… — он взглянул на часы: было около десяти, — по сто злотых за штуку. Через час жду вас на площади Спасителя, возле костёла. Кто продаст свою порцию, придёт за новой. Билетов хватит, не стоит скупиться и ограничивать покупателей, надо действовать. И работать пока что подальше от дорог, ведущих на стадион. Там сейчас размещаются кордоны милиции и войска. Только последний удар нанесём возле стадиона. Ещё одно: наша база вон там, между корпусами на Пшемысловой, недалеко от стадиона. На спокойной, тихой улочке, знаете где?

— Как не знать, — сказал кто-то, — мы уже работали там с Морицем.

— Хорошо, — кивнул Зильберштейн, — а подвижная наша база вон, — добавил он, высовываясь из ворот и показывая на оливковый «гумбер», стоявший у тротуара.

— Мацеяк, — сказал поручик Дзярский, — мы не имеем никакого отношения к организации этого матча. И потому просто пойдём на стадион втроём, с Клюсинским — как зрители, хорошо?

— Охотно, пан поручик, — улыбнулся Мацеяк, — оденемся в гражданское, да?

— Очевидно, — произнёс Дзярский, — к чему на идти в форме? Итак, — он посмотрел на часы: была половина одиннадцатого, — сейчас пойду слегка подкреплюсь. Давайте в пять встретимся здесь, в канцелярии. Возьмём «ситроен» и как раз успеем. Только вот погода, — задумался он, подходя к окну, — может испортить весь матч, верно?

Не доходя до ворот, Филипп Меринос встретил Шаю.

— Пан председатель, — сказал тот, прикрывая рот поднятым воротником пиджака. — Со мной люди. Как с ними быть?

— Сколько их? — спросил Меринос.

— Много, — беззубо улыбнулся Шая, — и всё время подходят новые.

— Получил от Крушины билеты?

— Получил.

— Тогда дай первой сотне билеты; пусть крутятся возле Аллей и Пенкной, пусть поднимут шум. Ребятам будет легче работать в такой неразберихе, понимаешь?

— Понимаю, — фамильярно усмехнулся Шая, — у вас, пан председатель, котелок таки варит, — добавил он с искренним удивлением.

— Через час, — сказал Меринос, — пустишь ещё двести человек, а остальные, сколько бы их ни было, пусть подождут и пойдут со мной на последний штурм. Ты, Шая, должен стоять на страже и не двигаться с места. — Он показал рукой на уборную вдалеке, на площади Гжибовского. — Поедешь вместе со мной.

— Хорошо, — кивнул Шая.

Меринос вошёл в ворота.

Шая направился к руинам за костёлом Всех Святых: на штабелях кирпича и поваленных бульдозерами развалинах, сидели парни в фуражках, беретах, куртках из тика, в пёстрых сорочках.

— Ребята! — крикнул Шая, и его вмиг окружила плотная толпа ожидающих. — Сейчас пойдёт первая группа, — продолжал он выкрикивать, вытаскивая из кармана кучу билетов и слюнявя пальцы. Лес рук с жадностью устремился к нему. — Спокойно, коллеги, спокойно, — нагло улыбнулся Шая. — Вы попали в пункт продажи самых дешёвых билетов и пойдёте на самый интересный матч сезона, но, если я дам их вам совсем бесплатно, это вас только испортит. Платите по пять злотых за каждый.

Со всех сторон потянулись к Шае пятизлотовые бумажки, зашелестевшие на ветру в дрожащих пальцах.

Филипп Меринос поднялся наверх и открыл контору. Ему сразу же бросилось в глаза, что заперта ванная. «Неужели Анеля ещё спит? — подумал он. — Не может быть!» Он открыл дверь в свой кабинет. Кабинет выглядел так же, как и вчера вечером, когда Меринос его оставлял. «Всё равно, — решительно подумал он, — так или иначе, это следует сделать. Минута малодушия может стоить слишком дорого». Он вышел из кабинета, прошёл по коридору, свернул в сторону, открыл дверь из неструганых досок в конце коридора и спустился по узкой скрипучей разрушенной лестнице вниз. Наконец добрался до обитой деревянными щитами кладовой, пристроенной с внешней стороны дома, остановился, сунул руку в задний карман брюк и вытащил большой револьвер. Уверенным движением Меринос открыл старательно замаскированную в стене пристройки дверцу. Поток дневного света ворвался в мрачное тесное помещение. Меринос побледнел. Его глаза зловеще забегали: кладовая оказалась пустой. В стене, выходившей на улицу, зияла большая дыра.