Леопольд Тирманд - Злой

ЗЛОЙ поднялся. С минуту постоял, выпрямившись, как чёрный восклицательный знак, в мягких сумерках, на фоне вечернего варшавского неба.

— Мне кажется, то, что я делал, было правильным выводом из моей прежней жизни, — проговорил он. — Верю в справедливость этого. Не желаю и не отрекаюсь от того, что делал. Вот и всё.

Он закончил рассказ и сел. Дзярский включил настольную лампу; яркий электрический свет разделил комнату на три части. ЗЛОЙ сидел в средней, светлой. На лице его была усталость.

— Человек, которого вы сегодня преследовали, Бухович, да? — после долгого молчания задал вопрос Дзярский.

— Да, — ответил ЗЛОЙ.

— А слышали вы что-нибудь о Кудлатом? — поспешно спросил поручик.

— Слышал, — утомлённым голосом сказал ЗЛОЙ, — понимаю, что вы имеете в виду. Вы думаете, что Бухович и Кудлатый — одно и то же лицо? Возможно. Я тоже так думал. Но если бы я попытался разгадать эту загадку, то снова запутался бы в грязных сетях спекулянтских и бандитских шаек. Между тем, прошу правильно меня понять, пан поручик… Я не только спал на матрасах первых рабочих общежитий Варшавы. О, этакий скромный, всегда усталый каменщик в пропотевшем под курткой свитере! Я хотел там спать и хотел иметь дело с кирпичом. А Кудлатый — человек, вращающийся наверняка в законспирированной среде спекулянтов. Бухович бежал от меня в прекрасном оливковом лимузине. Марки «гумбер», как сказал шофёр, ехавший со мной в «Варшаве».

— Шофёр Шмигло, — бросил Дзярский, — да? Говорите, «гумбер»? — усмехнулся он, как человек, который после долгих блужданий выходит на хорошо знакомую дорогу. — Новак, — проговорил поручик, вставая, — до суда будете сидеть в тюрьме… Да, — добавил он, что-то припомнив, — увидим ещё, чего хочет один из самых верных ваших компаньонов. Прибежал сюда сразу же после того, как вас арестовали.

— Из моих компаньонов? — переспросил, не моргнув глазом, ЗЛОЙ. — У меня нет никаких компаньонов.

— А пан Юлиуш Калодонт, ожидающий за этой дверью? Зачем он пришёл сюда, как не спасать арестованного друга? Связи между людьми, пан ЗЛОЙ, автоматически выявляются именно в такие минуты.

— Вы мыслите логично, — согласился ЗЛОЙ без малейшей обиды. — Что поделаешь!

Дзярский подошёл к двери и открыл её.

— Прошу, — обратился он к кому-то в другой комнате, — вы ведь ко мне, да?

Юлиуш Калодонт встал со стула, от удивления вытянув перед собой палку, и уставился на Дзярского одуревшим взглядом.

— Так вы были здесь? Всё время? — пробормотал он наконец.

— Очевидно, — сказал Дзярский, — позвольте…

Калодонт переступил порог и пошатнулся, увидев сидящего у стола ЗЛОГО. Он стоял, как воплощение безграничного удивления, палка ходуном ходила в его дрожащей руке.

— Гений! — выкрикнул Калодонт, водя палкой в воздухе от Дзярского к ЗЛОМУ и назад, словно бы связывая их. — Гений! Всё предвидел! Вы оба — вместе! Это чудесно!

— Что вы хотите сказать? — сухо поинтересовался Дзярский.

— Кто всё предвидел? — тихо переспросил ЗЛОЙ.

Глаза Калодонта некоторое время словно всматривались куда-то в пространство.

— Кто? Спрашиваете, кто? Такой маленький, низенький, в котелке, с зонтиком…

Установилась глухая тишина. ЗЛОЙ медленно поднялся с кресла. Дзярский нервно кашлянул.

— Пан поручик, — внезапно воскликнул Калодонт, обращаясь к Дзярскому, — не думайте, что вы всё знаете, — глаза рассерженного старика метали гневные молнии. — Я сюда пришёл не для того, чтобы спасать жизнь этого пана, — он указал на ЗЛОГО, — но… — тут Калодонт начал полную драматизма борьбу с собственным пиджаком, которая закончилась тем, что он вдруг извлёк из кармана белый конверт и бросил его на письменный стол. — Это для вас! — воскликнул он. — Для вас обоих! Такова воля того, кто вам адресовал письмо. Вы должны вместе его прочесть. — И добавил, одновременно загадочно и трагично: — Только бы не оказалось слишком поздно!

Белый конверт упал между Дзярским и ЗЛЫМ. Было какое-то тайное приказание в странных словах Калодонта, которое не позволило ни одному из них протянуть руку к письму. Дзярский молча встал и перешёл к узкой стороне стола. ЗЛОЙ стал позади него.

— Распечатайте, — сказал ЗЛОЙ.

Дзярский вскрыл конверт. ЗЛОЙ склонился над ним и стал читать через его плечо. У Юлиуша Калодонта перехватило дыхание: минута была очень напряжённая, настолько напряжённая, что у него подкосились ноги, и он опустился на стул.

Письмо состояло из трёх фраз, написанных мелким, но необыкновенно чётким почерком. В конце был выведенный круглыми буквами подробный адрес. И стояла подпись: Йонаш Дробняк.

Дзярский бросил письмо на письменный стол, сунув обе руки в карманы, отвернулся, сделал несколько шагов и стал у окна. «Интересно, — кольнуло что-то Калодонта в сердце, — что в этом письме? Чего ожидает Дробняк?» — Он хотел было протянуть руку к листочку бумаги, но не смог: волнение парализовало его движения. ЗЛОЙ тихо подошёл и стал за спиной Дзярского.

— Поручик, — прошептал он.

Дзярский не ответил. Казалось, он всматривался в вечер за окном, но глаза у него были полузакрыты.

— Поручик… — мягко проговорил ЗЛОЙ, — это мой последний шанс. С завтрашнего дня я надолго сяду за решётку. Позвольте мне… Я вернусь к вам с Буховичем. Тогда моя жизнь будет иметь хоть какой-то смысл.

— Вы убьёте его, — охрипшим, нетвёрдым голосом проговорил Дзярский.

— Не убью, — тихо ответил ЗЛОЙ. — Могу поклясться.

— Идите… — разрешил Михал Дзярский; он нервно зевнул и потёр ладонями лицо.

Когда поручик обернулся, ЗЛОГО уже не было в комнате. Одним прыжком Дзярский подскочил к телефону и поднял трубку.

— Караульная! — крикнул он. — Прошу выпустить гражданина, который только что был у меня.

Юлиуш Калодонт поднялся медленно, с необычайным достоинством. Неуверенной походкой растроганного человека приблизился к Дзярскому, протянул обе руки, схватил поручика за плечи и сильно его тряхнул. Не в силах вымолвить ни слова, он всю свою благодарность вложил в этот жест.

Мгновенным, но деликатным движением Дзярский сбросил со своих плеч ладони Калодонта и рванул дверь, выкрикнув:

— Мацеяк! Клюсинский! Инспектора! Караульная группа! Автомашины! Перекройте всю Гжибоковскую площадь и выходы на улицы Пружную, Багно, Крулевскую, Граничную! Мацеяк, мой «ситроен»! И вы поедете? — неожиданно обратился он к Калодонту.

— Нет, — ответил тот, — я немного утомлён… — он хотел сказать «слишком стар», но самолюбие взяло верх.

В погнутой, проржавевшей рамке окошка старого «форда» замаячила тёмная фигура. Йонаш Дробняк проснулся после тревожной дремоты и быстро поднёс руку с часами к мглистой полосе света, падавшей из окна второго этажа дома напротив. Была почти половина одиннадцатого. «Что с Калодонтом, — подумал Дробняк, — а вдруг ему не удалось? Я дал ему трудное задание. Неужели оно ему не под силу? Может, оно невыполнимо?»