Леопольд Тирманд - Злой

— Я не терплю насилия и готова насмерть стоять за свою свободу. Но вместо того, чтобы открыто поднять знамя бунта, предлагаю переговоры: поведите меня куда-нибудь на сосиски и пиво, ибо я смертельно проголодалась. А потом спокойно разойдёмся.

— Вы отгадали мои тайные мечты, — шутливо вздохнул Гальский. — Откуда вам известно, что уже давно перед моими глазами витает видение — коричневые вкусные сосиски с горчицей и кружка золотистого пива?

— А я, бедная, наивная девушка, питала иллюзию, что всё это время вы думали о моей красоте, — с упрёком отозвалась Марта, вставая с места.

Гальский помог ей надеть пальто, расплатился, кивнул пианисту и ещё раз посмотрел на даму в чёрном. Это не ускользнуло от внимания её спутника. Пианино загремело вальсом из «Парада любви». Гальский подумал: «Что за негодяй!», — улыбнулся пианисту и погрозил ему пальцем.

— Не знаешь ли ты случайно, кто этот молодой человек? — спросила дама в чёрном своего спутника.

— Не знаю. Но могу узнать. Конечно, я сделаю это только для тебя.

Голос мужчины со смуглым лицом был глубоким спокойным, хотя и с излишне выразительными модуляциями. Несмотря на сдержанность, в этом голосе чувствовалась какая-то затаённая хриплая нотка, выдававшая его способность к бешеным, яростным интонациям.

— Хорошо, — согласилась дама. — Сделай это меня.

— Он тебе нравится? — спросил мужчина. И снова его голос говорил значительно больше, чем слова. Владелец голоса был человеком разумным и пытался изобразить безразличие, хотя и знал, что это ему не удаётся. Любой ценой он стремился скрыть свою дикую ревность и откровенную, жадную страсть.

— Мне нравится, — небрежно проговорила дама в чёрном, довольная, как истая женщина, что её ревнуют. — Нравится, даже очень. Я просто умираю за мужчинами, которые умеют так улыбаться.

— Тогда почему же ты хочешь выйти за меня замуж?

— Ошибаешься, Филипп, — усмехнулась дама. Её зрелая красота обретала особый блеск в этой борьбе двух сильных людей, в непрерывном состязании достойных друг друга противников. — Ты ошибаешься, мой дорогой. Этого хочешь ты, а не я.

— Согласен. Ты права. Я хочу и не намерен отказываться от своих намерений, — сказал мужчина со смуглым лицом и глубоко вздохнул. — Согласен, — повторил он. — Итак, поговорим о делах.

— Хватит с меня. Сдаюсь, — простонала Марта. — Не могу больше…

— Ещё одну, девушка. Свежие сосиски необыкновенно полезны. Они укрепляют суставы, — заявил Гальский, вытаскивая нос из пенящейся кружки со светлым пивом. — Говорю это вам как врач.

— Нет, нет и нет. Вы просто убийца! У этой сосисочной оргии есть какая-то тайная низкая цель.

Марта наклонилась к Гальскому через высокий короткий стол и вытерла остатки пены с его носа. Они ели, стоя в одном из баров в районе Маршалковской. Из раскрытых котелков на буфете шёл пар, пахло капустой и соусами.

— Половинку, — просил Гальский. — Я съем вторую. Таким образом мы соединимся узлом сосисочного братства.

— Ни за что. И вообще, пойдём отсюда. Даже убежим. Всё равно я не смогу ничего есть до конца месяца.

Они вышли на широкую, полную огней и неоновых реклам Маршалковскую. В это время, около девяти часов вечера, площадь Конституции выглядела, как обнесённый стенами и стиснутый тротуарами гигантский каменный салон. Люди шли не спеша, наслаждаясь приятным вечером.

— Теперь, — заявил Гальский, — мы перестанем бродить, так как я уже нашёл цель. Зайдём в маленький бедный ресторанчик, почти закусочную, и выпьем по рюмке венгерского вина. Я там не бывал, но можем попробовать.

— Как у нас с деньгами? — деловито спросила Марта, — потому что у меня с собой всего пятьдесят злотых. Единственный известный мне ресторан поблизости — это «Раритас». Но там не приходится рассчитывать на филантропию администрации или на льготы для бывших студентов.

— Панна словно проникла в мои намерения, — проговорил Гальский. — Я внезапно себе представил, что с мной серый цыплёнок из Сохачева или из Прасниша и что мне выпало редкое удовольствие показать расширенным от удивления глазам ночную жизнь великой столицы.

Марта не протестовала, когда Гальский взял её под руку и потянул к дверям ресторанчика. Огромный усатый швейцар в униформе приветливо поздоровался с Гальским:

— Доброго здоровья, пан доктор.

Марта, сдерживая смех, поднесла ладонь к губам.

— Вижу, вы тут не совсем чужеродное явление, шепнула она, по-детски захлёбываясь смехом.

— Профессиональные дела, — уклончиво ответ Гальский. — Когда-то я вылечил этого пана от мозолей.

Марта и Гальский устроились на высоких стальных стульчиках у стойки. Тут было уютно и приятно. Невысокий человек в ослепительно белом халате, стоявший за стойкой, просиял при виде Гальского.

— Добрый вечер, — поздоровался он. — Очень рад, что снова вас вижу, пан.

— Добрый вечер, — сдержанно ответил Гальский. Не принимаете ли вы меня случайно за кого-то другого?

— Да нет же, пан доктор, — обиделся невысокий, — что вы такое говорите?

— Этот пан тоже был вашим пациентом? — спросила хохочущая Марта. Невысокий улыбнулся, показав невероятное количество испорченных зубов.

— А, может, как раз наоборот? — проговорил он фамильярно. — Пан доктор время от времени бывает моим пациентом.

Гальский безразлично смотрел в потолок, барабаня пальцами по буфету. Потом заказал два крымских коньяка.

— Вы же собирались пить вино, — возмутилась Марта.

— Собирался, — сухо ответил Гальский, — но наступление, которое вы, панна, ведёте на меня в течение последних нескольких минут, заставляет прибегнуть к крепким напиткам.

— Разве панна не ваша сестра, пан доктор? — удивился невысокий.

— Нет, — ответил Гальский, — слава Богу…

— Какое сходство! — вздохнул невысокий.

……………………………………………………

Они медленно шли по опустевшей Маршалковской. Марта то и дело останавливалась возле тёмных витрин, Гальский замедлял, шаг, но не останавливался. На площади Конституции он заговорил:

— Слушай… — Марта подняла на него глаза. — Тебе не холодно?

Марта покачала головой. Он потянул её за руку, и они сели под большим фонарём в форме канделябра.

— Почему, собственно, вы говорите мне «ты»? — ворчливо спросила Марта.

Гальский взял Марту за плечи и нагнулся к её лицу. Её губы пахли холодным и влажным ночным воздухом. Через минуту они стали мягкими и горячими.

— Нет, — решительно зажил Гальский. — Может быть, я неточно выражаю то, что хочу сказать. Но у меня действительно нет ничего общего с цинизмом, который отравляет жизнь. Верь мне, Марта. Уже много лет я ищу такую девушку, как ты. Ищу тебя.

Марта встала.

— Пойдём отсюда, — сказала она… и снова села, поближе к Гальскому. Он обнял её.