Леопольд Тирманд - Злой

— Собственно, мне не следует с тобой разговаривать: ты сейчас на больших оборотах.

— Совсем я ни на каких оборотах, — с бессмысленным пьяным упрямством ответил Кубусь. Он старался твёрдо взглянуть на Вильгу, но его мутный взгляд бессильно расплывался, скользя по лицу инженера.

— Ты пьян, — холодно повторил Вильга, — и я не хочу, чтобы ты думал, будто я этим пользуюсь.

— Думай, пан, что говоришь! — возмутился Кубусь, но уже не смог придать своему голосу грозное выражение.

— Закрой рот, щенок! — совершенно равнодушно приказал Вильга. — Ну если ты такой герой, то скажи: кто убил Морица?

Красные и зелёные сигналы вспыхнули в мозгу Кубуся. Он глубоко вздохнул и попытался решить: что ему на это ответить? Чем дольше думал, тем меньше мог что-нибудь придумать.

Крушина уже спал за столом, положив голову между солёными огурцами и остатками лососины. Кубусь опять вздохнул и увидел, как Вильга поднимает бутылку, чтобы налить ему ещё рюмку водки.

— Какой-то фраер с белыми глазами и бриллиантом на пальце, — проговорил Кубусь так быстро, как только мог.

— Так-так, — кивнул головой Вильга. — Эти сказки я уже слышал. Придумай что-нибудь новенькое или лучше скажи: откуда ты об этом знаешь?

Во взгляде Кубуся было смятение. «Откуда я знаю? Милостью Божьей, откуда я могу это знать?» Перед ним опять были блёклые голубые глаза, которые будто обволакивали его голубой ледяной пеленою, парализуя волю и мысли.

— Я это знаю… — начал он отчаянно, — от Сюпки.

— А кто он, этот Сюпка?

— Железнодорожник… Живёт в Анине.

— Что у тебя общего с железнодорожниками из Анина? Говори!

— У меня? — пробормотал Кубусь. — Ничего…

«Это конец, — подумал он, — затравил меня как зайца. Действительно, что у меня может быть общего с железнодорожниками из Анина?»

— У меня нет ничего общего, — начал он неуверенно, — только…

— Откуда ты его знаешь? Откуда он об этом знает? Кто он такой, этот Сюпка? Почему он тебе рассказывал?

— Сейчас, сейчас, — защищался, как мог, Кубусь; он казался теперь окончательно упившимся и неловко размахивал руками, — сейчас я вам всё, пан, объясню. Там, в Анине, есть одна девушка. Её зовут Ганка. Покойный Мориц ухаживал за ней. Но мне она тоже того… Знаете, пан, любовь — глупое чувство. Я ездил туда, в этот Анин. Вот именно поэтому, пан, я и ездил в Анин. А этот Сюпка был свидетелем, как пристукнули Весека Мехцинского. Он знал, что Мориц идёт к Ганке, и всё ей сразу рассказал. А Ганка мне… Видите, пан, как получилось…

Вильга медленно поднёс свою рюмку ко рту и выпил, не обращая внимания на Кубуся, потом отрезал себе розовый ломтик лососины. Дверь опять открылась, и вошёл официант. Кубусь почувствовал внезапный приступ тошноты. На его лице появилась гримаса.

Вильга принял её за признак слабости; на самом деле это была улыбка победителя.

Поздно вечером Роберт Крушина обессиленно лежал в кресле в кабинете председателя кооператива «Торбинка». На голове у него был лёд, а в дрожащих руках — сифон, из которого Роберт жадно пил газированную воду.

— Ничего не помогает, — плаксиво жаловался он, нажимая язычок сифона.

— Мне всё кажется правдоподобным, — обратился Меринос к Вильге, который сидел, удобно расположившись в другом кресле. — Мехцинский предупреждал Крушину об этом Пегусе. Может, они поцапались из-за девушки в Анине.

— Может быть, — холодно ответил Вильга. — Ну и что теперь будет?

— Я должен видеть этого Сюпку, и поскорее, — заявил Меринос, затягиваясь сигаретой. — Крушина, — обратился он к Роберту, — слышишь? Завтра вечером чтобы у меня был этот Сюпка — живой, а не мёртвый. Надо действовать быстро, очень быстро, — добавил он задумчиво.

— Как это сделать, начальник? Пан председатель, как я смогу это провернуть? — простонал Крушина слабым голосом.

— Пусть у тебя голова болит, как это сделать.

— Моя голова, моя голова, — скулил Крушина. — Где у меня голова? Есть у меня вообще голова? Сверху — скользанка, а внутри — немного помоев…

Тупоносый «шевроле» притормозил на каменистом шоссе. Мотор смолк. Четыре фигуры соскочили с грузовой платформы и медленным шагом двинулись прямо на огни железнодорожной станции. Вечер был тёплый и ясный, пахло маем и сухой прошлогодней хвоей. Небольшая пригородная станция — собственно, длинный бетонированный перрон под цементной крышей — лежала среди песков и сосновых боров Мазовецкой равнины, где сухость воздуха и запахи хвойного леса как бы дополняют пейзаж.

Четыре человека уселись на поваленные столб бетонного забора. Бледные огни станции белели в тёплых майских сумерках. Светились огоньки сигарет.

— Холера его знает, — отозвался один из четырёх, — долго ли придётся ждать?

— Недолго, — ответил другой, слегка шепелявя. — Он всегда возвращается в это время.

— А мне всё равно, — заявил третий, — всё равно негде ночевать.

— Что произошло, Пятый Колодец? — спросил шепелявый. — В чём проблема?

— Да так, пан Шая, — вздохнул Пятый. — Выкинули меня из рабочего общежития. Я теперь бездомный.

— Поезд идёт, — заметил четвёртый.

Бесшумная змея электрического поезда быстро вползла на станцию Анин и остановилась; высыпали пассажиры.

— Ну, ребята, внимание! — напряжённо шепнул Шая. — Стасек, иди искать!

Один из парней направился к тускло освещённым ступенькам, ведущим с перрона вниз. Пробегая быстрым взглядом по редкой толпе, взгляд Стасека выделил в этом человеческом ручейке низенького мужчину в расстёгнутом железнодорожном мундире. Стасек резким движением отбросил окурок и подошёл к нему.

— Гражданин Сюпка Юзеф? — спросил Стасек.

— Я, — испуганно ответил железнодорожник, останавливаясь и поднимая вверх потное, лоснящееся лицо.

За ним, на расстоянии нескольких шагов, остановился тёмный, неброский силуэт человека в котелке, с зонтиком в руках.

— Я из милиции, — заявил Стасек, вынимая из кармана нечто похожее на удостоверение, — хочу задать вам несколько вопросов. Позвольте, я вас провожу.

Сюпка пробормотал: «Конечно… С охотой… К вашим услугам…» и пошёл за Стасеком к поваленному забору. В нескольких шагах от них двигался едва заметный в сумерках силуэт в котелке. Через минуту Сюпка ощутил тяжёлый удар по лицу, и кто-то сильно пнул его в почки. Он упал. Хотел крикнуть, но только задушенный стон доносился из-под тряпок, которыми ему молниеносно обмотали голову.

«Шапка! Портфель!» — отчаянно подумал Сюпка, как любой попавший в беду, о вещах, наименее важных в этот момент. Он резко рванулся, пытаясь спасти шапку и портфель, и его ещё раз сильно ударили в живот.

Сюпка завыл от боли, однако сквозь тряпьё слышался только жалкий скулёж.

— Чего ты с ним ещё возишься? — услышал он нервный, сердитый голос. — Разве ты, Пятый, не видишь, что с него довольно?