Владимир Гриньков - Король и спящий убийца

Мартынов перестал улыбаться, вздохнул и потрепал меня по плечу.

– Ты пойми одну простую вещь, Женя, – сказал он. – Они могут закатать тебя в тюрьму, и это будет так законно – хотя бы по внешним признакам, – что комар носа не подточит. Когда говорят, что у нас законы плохие, говорят неправду. Исполняемость законов плохая – это да. А сами законы – просто прелесть. Закон, который чиновник использует в личных целях, приобретает просто-таки убойную силу. Эффективность – сто один процент! И еще одна десятая, для верности. Используя закон, умудряются подмять любого человека, как бы высоко он ни летал. Один вчера был чуть ли не Генеральным прокурором – теперь хлебает щи на нарах. Другой выполнял конфиденциальные поручения самого президента – сегодня проходит сразу по трем статьям и вряд ли отвертится.

– Получается, что закона вовсе нет?

– Закон есть, – мягко поправил меня Мартынов. – Только нужно немного постараться, чтобы он трактовался в твою пользу, а не в чью-то.

«В чью-то» – это в пользу Орехова. Я понимал.

– Мой шеф осторожничает. Он готов принять твою сторону, но уж больно велик риск. Но и соблазн велик. Вот он и мечется. Если все пройдет гладко – он свалит тех. – Мартынов неопределенно махнул рукой куда-то за окно. – Если он где-то ошибется – те свалят его. Это как в спорте, – засмеялся Мартынов, – побеждает сильнейший.

– Что от меня требуется?

– Ничего! – с готовностью отозвался Мартынов. – Встреться, поговори.

Фактически он предлагал мне поучаствовать в сделке – в моих же личных интересах.

– Хорошо, – сдался я. – Везите вашего интригана.

«Интриган» оказался невысоким веселым старичком с обширной лысиной и внимательным, каким-то ощупывающим взглядом серых глаз. Если с него снять прокурорскую форму и облачить в темные брюки и светленькую рубашку навыпуск, он один к одному был бы похож на тех старичков пенсионеров, которые сидят на лавочках в скверах. Хотя рукопожатие у «пенсионера» оказалось на редкость крепким.

– Рад вас видеть! – сообщил он, ощупывая меня взглядом. – Люблю смотреть вашу программу!

От него как будто исходил какой-то холод. Такое ощущение бывает, когда общаешься с теми, кто имеет право распоряжаться чужими судьбами. Росчерк пера – и жизнь человека изменяется. Я едва удержался от того, чтобы не поежиться.

Поначалу разговор шел у нас ни о чем. И как-то незаметно, слово за слово, подобрались к теме, интересовавшей нас обоих.

– Знаю о ваших трудностях, – сказал мартыновский шеф. – Сочувствую. К тому же все время прятаться – не такое уж легкое дело.

Я кивнул в ответ, подтверждая, что он нисколько не ошибается.

– Ну и что же, Евгений… э-э…

– Иванович, – подсказал я.

– И что же, Евгений Иванович, так и просидите взаперти всю оставшуюся жизнь?

– Нет.

– А что – есть план? – оживился мой собеседник.

– В общем-то есть. Но пока ничего конкретного.

– А вот это зря. Ведь есть же выход! Могу подсказать.

Я изъявил готовность выслушать его.

– Надо прийти в прокуратуру.

– Но меня арестуют! – напомнил я.

– Пусть! Они сломают себе зубы на вас. Они так потом будут жалеть…

– Нет, – сказал я. – Мне такой вариант не подходит.

– Вы не будете одиноки. Я помогу вам, поверьте.

Мне был ясен его план. Он хочет ввести меня в игру. Бросить на съедение врагам. И когда те на меня накинутся, забыв об осторожности, он попытается их подмять. Он надеется, что на мою защиту поднимутся очень многие, дело застопорится, а он в это время демонстративно встанет на мою сторону. В итоге дело развалится, враги будут смяты и уничтожены, а звезда моего собеседника воссияет как никогда ярко. Великолепная перспектива. Особенно в теории.

– И какова же степень вероятности того, что лично для меня все это не закончится тюрьмой?

– Стопроцентно!

Я посмотрел ему в глаза. И смотрел долго-долго, пока он наконец не дрогнул.

– Точно вам говорю! – сказал он. – Ну, в крайнем случае – девяносто девять. Один процент я оставлю на форс-мажорные обстоятельства.

Вот сейчас он был честен – почти.

– Нет, – сказал я. – Девяносто девять процентов – это меня не устраивает.

Потому что остающийся один процент – моя судьба. И нельзя ошибиться.

– Я предпочитаю действовать наверняка. И когда я найду на Орехова неоспоримый компромат…

– Если прежде вас не убьют, – негромко перебил меня мой собеседник.

Я даже не расслышал поначалу и переспросил:

– Что вы сказали?

И тогда он повторил эти страшные слова. Но я нисколько не испугался. Пожал в ответ плечами и сказал:

– А вот тут уж как повезет.

Хотя лично я умирать не собирался.

Самой большой сложностью в последующие дни было избегать контактов с журналистами. Я опасался, что под видом репортера на меня выйдет кто-то из ореховских ищеек, и тогда мне несдобровать. Поэтому там, где мое присутствие не требовалось, действовал Илья. Если же мне приходилось покидать свое убежище, я менял внешность до неузнаваемости. О событиях, происходивших вокруг нас, и об открытой кровавой охоте на меня писали все, и свой кусок хлеба на этом не зарабатывал только ленивый.

– Мы скоро сможем вообще не снимать новых сюжетов, – бурчал Илья. – Популярности у нас от этого не убавится. Все, что требуется, сделают за нас журналисты.

Он был не прав, конечно. Нам предстояло работать как прежде, что бы там ни происходило вокруг нас, и каждую неделю очередной выпуск программы «Вот так история!» должен был выходить в эфир.

Действие очередного сюжета должно было разворачиваться на территории старого, заброшенного завода. Демин присмотрел это место в результате недельных поисков, и когда он привез меня на завод и показал, где будет действовать наш новый герой, я пришел в восторг. Старые, заброшенные корпуса цехов. Почерневшие от копоти стены. Ржавые конструкции, полуобвалившаяся дымовая труба. И ни одной живой души.

– Великолепно! – оценил я. – То, что надо!

В день съемок мы прибывали на место поодиночке, старательно соблюдая конспирацию. Видеокамеры установили в цеху. Светлана тянула шнуры микрофонов. Демин то появлялся, то исчезал – он сегодня отвечал за нашу безопасность и потому метался по заводской территории, выискивая возможных лазутчиков. Появляясь в очередной раз, он докладывал мне:

– Никого!

И это была лучшая новость, какую он только мог принести.

Дима, которому сегодня предстояло идти в кадр, с сумрачным видом бродил между начавших ржаветь допотопных станков. Я ободряюще улыбнулся ему:

– Это все не так сложно, поверь!

– Тебе легко говорить! – огрызнулся он.

До начала съемок оставалось минут десять или пятнадцать. Я еще раз прошел по цеху, проверяя, все ли готово. И тут один из наших операторов воскликнул, указывая куда-то за окно: