Борис Бабкин - Когда закон бессилен

— Отлично, — улыбнулся рослый.

— Сразу после Касыма присылайте людей, —да­вая понять, что разговор окончен, Рёдин встал. Про­вожая его взглядом, плосколицый довольно улыб­нулся:

— Отлично, — по-казахски сказал он, — я давно добираюсь до шеи Касыма. Просто не было времени, а теперь оно пришло.

— Ты куда-то собралась? — спросил Призрак вышедшую из подъезда Валентину.

— К подруге, — улыбнулась она, — мы сто лет не виделись. А она училась в Штатах. Хочу услышать ее впечатления.

— Мне с тобой? — открывая дверцу «вольво», спросил он.

— Со мной поедет Хрипатый, — усаживаясь за руль, ответила она. Призрак взглянул на мрачного, садящегося рядом с ней Георгия и весело спросил:

— Ты чего такой смурной?

Не отвечая, Хрипатый закрыл дверцу.

Галина поставила большую сумку, набитую фрук­тами, овощами и игрушками. Взглянула на спящего мальчика лет пяти, бросилась к окну, замахала рукой. Стоявшие внизу у заборчика Граф и Виконт вскинули руки.

— Отличная девчонка, — кивнув на закрывшееся окно, сказал Виконт, — если ты надумаешь...

— Хорош тебе, — усмехнулся Граф.

— Ах, да, — засмеялся Виконт, — у тебя же железные правила — бандит не имеет искусственных примет, поэтому у тебя нет ни одной наколки, не пьет во время подготовки и дела, поэтому и трубу чинили всухую, и не обзаводится семьей, Хорошие, в общем-то, правила, — кивнул он, — но, знаешь, ес­ли откровенно, то порой подумаешь и не знаешь, на кой живешь. Если только ради того, чтобы воровать и тащить срок, — Виконт горько улыбнулся, — то скучно это. Ведь мужчина должен быть отцом, а по­том и дедом. А жизнь проходит, и никто не назовет тебя папой.

— А мне и называть некого было, — усмехнулся Граф.

— Сейчас разговор уже не о твоем безрадостном детстве, — сказал Виконт. — Дело подходит к закату. И понимаешь, — он снова вздохнул, — даже если подыхать на зоне будешь, а не на воле, знать, что ты оставил после себя не только раскуроченные сейфы, но и человека... — Виконт замолчал.

— Ты, похоже, под Макаренко косить собира­ешься, — сказал удивленный Граф. —Ладно бы, эту песню пел я. Мне ваши блаткомитеты, сам знаешь, до лампочки. Но ты-то козырный.

— Времена не те, молодой человек, — с грустью проговорил Виконт. — Ты совсем недавно с зоны. И что? Видел, что там сейчас? Молодняк идет на зону. Здоровые, как жеребцы, и уши проколоты. Да раньше такого с ходу обули бы. А сейчас? У них свой блаткомитет. А сколько воров в законе развелось? Тысяча баксов, и все — в короне. Ты прикинь, Виталик, раньше за то, что просто воровской жизни придержи­ваешься, менты пресс создавали. А уж если ты дейст­вительно вор — и говорить не хочется. Считай, с этапа в крытку отправляли. А если на зоне, то в шизо или бур. А сейчас? — Виконт выматерился.

— Сейчас в зоне патлы отращивают, — улыбнул­ся Граф, — видики, шмотки мейд ин не наше. Но я все, — твердо проговорил он, — в зону больше не пойду. Не потому, что боюсь чего-то, просто против­но все. Раньше был зэка, а сейчас хрен его знает что, — он поморщился. —Давай замнем базар на эту тему.

— Лады, — охотно согласился Виконт.

Они проходили мимо пункта обмена валюты. Ря­дом с дверью — табло с сегодняшним курсом.

— Видишь, — сказал Граф, — раньше за доллар срок давали. А сейчас — и покупай, и продавай. Во дела.

— Я тоже, когда два года назад откинулся, — улыбнулся Знаменский, — глаза большие делал. До первого сейфа, — он засмеялся. — Взломал один офис, улавливаешь название? Сейф простенький, гол­ландский. Вскрыл и обалдел. Две тысячи-«зеленых». А потом привык. С ними даже удобнее. Одна бумажка сотенная — триста тысяч в кармане.

— Надо и мне начинать, — буркнул Граф, — а то как нищий на паперти, только что с протянутой рукой не стою. Да, — он посмотрел на Виконта, — все, что мы...

— Не ломай уши, — прервал его Виконт. — В расчете. — Увидев, что Граф хочет возразить, улыб­нулся. — Молодой человек, надеюсь, не забыл мою пьяную игру с мурманскими? Я тогда по бухе мог вполне на нож попасть. Ведь вкатил по тем време­нам... — вспомнив свой проигрыш, зажмурился. —А ты отдал. Не забыл свою достойную изречений вели­ких фразу?

— Так ведь фамилия у меня великая, — усмех­нулся Граф.

— Но я все же повторю те слова, — засмеялся Виконт. — «Дружба — это когда приходишь на по­мощь вовремя, и неважно в чем заключается по­мощь».

— Понял, — кивнул Граф. — Но мне самому нужна энная сумма. Хотел квартиру продать. А это означает, что с ходу ментов на хвост посажу: куда уехал, зачем, почему? Тысяча вопросов, а ответа, та­кого, чтобы их устроил, увы, не знаю, — понизив голос, Граф сказал. — Мне хочется попробовать, что это такое. Ведь сейчас охрана и в банках, и во многих пунктах обмена.

— Вот именно, — кивнул Знаменский, — поэто­му без пальбы хрен чего получится. А шмалять на- глушняк надо. Так что обсоси все, а уж потом при­кинь, чем и как заняться.

— Да я и так лошадей не гоню, — улыбнулся Граф. — Только без денег, когда всего вокруг полно, довольно-таки хреновато.

— А не хочешь попробовать себя в моей специ­альности? — немного подумав, спросил Виконт.

— Но ты же без подельников работаешь. А быть сбоку припеку я пас. Потому что...

— Не держи меня за подающего милостыню, — обиделся Знаменский. — Есть один сучий потрох! Он меня, как гандон, использовал, и привет. Даже руч­кой не помахал. Вот на него у меня зуб и горит, — сказал Знаменский. — Вскрыл для этого коммерсанта чужой сейф. Так, пустышка железная, а там расписка этого гомика на кругленькую по нынешним временам сумму. Он, падлюка, даже спасибо не сказал. А обе­щал прилично мне руку позолотить. Вот я и хочу навестить его гребаный офис, когда на улице темно. Войти-то я войду, — он посмотрел на внимательно слушающего Графа. — Но там ночью трое гавриков с дурами. Любой из них меня и без дуры щелчком положит. Вот я и предлагаю: каждому по способно­сти. Ты — этих с дурами — на уши. Я — сейф. Мне минут восемь понадобится. Ящик из Швейцарии. От­крыть-то можно и быстрее, но там сигналка цифро­вая. Так что лучше число набрать. Из семи пять я знаю. Как чувствовал, что придется.

— Но этих троих-то валить надо, — помолчав, по-своему согласился Граф.

— Нежелательно, конечно, — поморщился Ви­конт, — но и прощать я его, гниду, не намерен!

—А он на тебя не выйдет?

— Почерк не мой, — улыбнулся Знаменский. — Я обычно кодом не пользуюсь.

— Когда? — перешел к делу Граф.

— Вот за что ты мне нравишься, — засмеялся Виконт, — пара вопросов, и вперед. Ты, наверное, действительно потомок Суворова. Тот тоже долго раз­думывать не любил. Раз, и через Альпы.

— Нет его, — выходя из подъезда, развел руками Хрипатый.

— Подождем немного, — посмотрев на часы, ре­шила Валентина. Георгий молча уселся рядом.