Чингиз Абдуллаев - Под знаком полумесяца

Кафаров не просто сказал о том, что мы будем работать всей группой. Он фактически подтвердил, что офицеры, встречавшие гостя и уже «засветившиеся» в аэропорту, являются членами нашей группы. С точки зрения конспирации это было ужасно. С точки зрения успешного проведения конкурса это было необходимо. Мы должны доверять приглашенным специалистам, чтобы вместе противостоять возможной угрозе террористического акта. В конце концов, основную информацию о готовящемся террористическом акте мы получали именно из Израиля.

— Насколько я знаю, у вас основная часть бюджета уходит на вооружение, — напомнил Гольдфарб, — и, по нашим сведениям, вы располагаете целым комплексом противоракетных систем и современными истребителями четвертого поколения.

— Да, — кивнул Кафаров. Обычно в таких случах он говорил «возможно», но перед ним был человек, который наверняка знал о вооружении нашей армии не меньше самого полковника.

— Во время полуфиналов и финала нужно будет задействовать эти комплексы и поднять в воздух истребители, — предложил Гольдфарб, — ведь время полета из соседней страны до вашей столицы исчисляется несколькими минутами.

— Девять минут после пересечения границы, — мрачно согласился Кафаров.

— Насколько мне известно, среди официальных кругов Тегерана существует очень отрицательное отношение к проведению данного конкурса в вашей стране, — продолжал Яков Аронович, — поэтому нужно быть готовыми к любым неожиданностям. К абсолютно любым, — подчеркнул он.

— Мы проанализировали ситуацию и выставим три блока защиты, — сообщил полковник, — первая линия обороны будет уже на границе, вторая — на подступах к столице и третья — непосредственно рядом с концертным залом. Вы сможете проехать и убедиться. Чуть выше находится площадь государственного флага и музей. Мы планируем разместить там наших наблюдателей с аппаратурой. Истребители будут в восьми километрах от этой площади. Уже готовые к взлету. При необходимости они будут на месте в течение двух минут.

— А ваши вертолеты? У полиции и Министерства по чрезвычайным ситуациям должны быть свои вертолеты, — напомнил Гольдфарб.

«Неужели он так досконально изучил все поставки военной техники в нашу страну за последние годы? — с восхищением и тревогой подумала я. — И если он располагает такой подробной информацией, то наверняка об этом знают и другие спецслужбы. Обидно. Хотя сегодня скрыть такие поставки вооружений все равно практически невозможно. И полковника Кафарова, похоже, совсем не удивляет осведомленность гостя».

— Вся имеющаяся техника будет задействована, — заверил он своего собеседника, — нам нужно будет еще отрегулировать и транспортные потоки во избежание коллапса на дорогах.

Они говорили еще минут тридцать. Я еще два раза приносила им горячий кофе. Наконец они закончили свою беседу. Оба так и не пожали друг другу рук. Просто кивнули на прощание. Видимо, их многолетнее противостояние в молодые годы все еще давало о себе знать.

На следующий день мы отправились с Яковом Ароновичем в наш институт, и он за полчаса очаровал всех сотрудников и сотрудниц нашего заведения. Этот человек обладал воистину энциклопедическими знаниями в литературе. И не только в западной, но и в восточной. У нас ведь так много «узких» специалистов и почти нет мэтров такого уровня, когда ученый одинаково легко обращается к восточной и западной поэзии, к лучшим образцам литературного наследия Ближнего Востока и Западной Европы. Гольдфарб был именно таким. Наш директор был в восторге от прибытия такого известного гостя и решил устроить грандиозный банкет, куда пригласил всех известных профессоров и академиков, занимающихся литературой, критикой и исследованиями в этой области. Нужно было слышать, какие тосты произносились за здоровье Гольдфарба! Не сомневаюсь, что если бы я неожиданно выдала бы истинную цель приезда нашего гостя, то в ответ раздался бы дружный смех. Яков Аронович был очень известным ученым, и никому не могло прийти в голову, что все свои литературоведческие изыски он сочетал с аналитической работой в МОССАДе.

Вечером я привезла его в отель. И сама поехала домой. У меня было прекрасное настроение. Кажется, это был последний вечер, когда у меня было такое настроение. В следующие полтора месяца у меня уже никогда не было такого ощущения легкости и радости жизни. Я вернулась домой, позвонила маме, узнала, как себя чувствует моя дочь, которая оставалась с бабушкой. И, приняв душ, уже собиралась ложиться спать, когда зазвонил мой мобильный телефон. Я увидела, что это звонит Ариф, и сразу ответила. С Арифом нас связывали не только служебные отношения. Может, он хочет ко мне приехать прямо сейчас? Хотя Кафаров недвусмысленно запретил нам встречаться до завершения операции. И мы привыкли выполнять все его рекомендации, понимая, что они написаны кровью сотен агентов.

— Здравствуй, Кеклик, — глухо произнес Ариф.

Уже по голосу я поняла, что случилось нечто страшное.

— Что произошло? — спросила я. — Что-нибудь случилось?

— Да, — сказал он, — сегодня погиб Шамиль Тушиев. Его сбила неизвестная машина. Преступник скрылся и пока не найден.

— Какой кошмар! — с чувством сказала я. Мне тогда еще казалось, что эта смерть никак не связана с нашей операцией. И вообще, эта случайная гибель нашего товарища не должна повлиять на нашу совместную работу. Но Ариф развеял все предположения.

— В Госавтоинспекции считают, что это был намеренный наезд, — глухо продолжал он. — Кто-то ждал Тушиева, чтобы сбить его, когда он возвращался домой. Алло, ты меня понимаешь?

Эта новость меня просто поразила. Я испуганно замерла, ничего не решаясь спросить.

Я сама не ожидала от себя подобной ретивости. Но в последний момент я решила согласиться. Возможно, сказался мой упертый характер. Возможно, сказались все другие обстоятельства, которые в этот момент складывались вокруг меня. Я уже начала встречаться с Максимом, хотя встречи и носили чисто платонический характер, и мне хотелось придать себе немного больше загадочности. Сейчас, когда прошло уже столько лет, я понимаю, что решающим доводом был разговор со мной самого Микаила Алиева, который построил нашу беседу с учетом мнения психологов, тщательно изучивших мой психотип. Да и сам он был одним из лучших аналитиков, и ему не стоило никакого труда убедить меня в том, что я должна бросить этот вызов прежде всего самой себе.

Моя физическая форма не вызывала у них особых сомнений, я действительно становилась очень сильным бойцом для любой из своих молодых соперниц. А вот моя психологическая подготовка проходила очень трудно. В течение почти двух месяцев я беспрерывно проходила их психологические тесты, которым они меня подвергали. Изучались мои мотивации и все мои достоинства и недостатки раскладывались на составные части. Проверялась моя эмоциональность, оценивались скорость принятия решения, реакция на те или иные события. По специальной методике изучались мой темперамент и характер. Особым разделом отмечалась моя возможная коммуникабельность, компетентность, доступность общения. Возможность восприятия познавательных процессов в ходе моего обучения. Это были утомительные, долгие и очень тяжелые тесты.