Чингиз Абдуллаев - Под знаком полумесяца

— Мы говорили о наших отношениях, — попыталась закрепиться я на последней позиции.

— Не нужно, — добродушно произнес полковник, — все и так понятно. Конечно, он тебя предупредил. Судя по всему, там были двое. Они искали документы, которые могли быть в доме Люды.

— Вы считаете, что ее убили?

Он так посмотрел на меня… Никогда не забуду его глаза. В них было такое понимание и такая боль. Я подумала, что он переживает больше всех нас. Ведь он подбирал каждого из членов группы, пестовал его, работал с ним много лет.

— Я надеюсь, что ее убили быстро, — сказал полковник и впервые в жизни не просто отвел глаза, а поднявшись, вышел из комнаты. Я услышала, как он наполняет электрический чайник, чтобы включить его и вскипятить воду. Потом он вернулся в комнату.

— У нас потери, — тяжело сказал Кафаров, — и я буду делать все, чтобы мы больше никого не потеряли. Хотя это будет очень трудно. Видимо, за нами следят. Я тебя очень прошу, просто умоляю. Не встречайся и не разговаривай с Арифом. Пойми, что это очень опасно. Если узнают, что вы связаны, они могут использовать этот факт. Захватят тебя и потребуют от Арифа выполнить нечто заведомо преступное. Или захватят Арифа и заставят тебя выполнять их требования. Поэтому вам нужно прекратить всякие отношения. Чтобы не подставлять друг друга. А теперь иди поскорее домой. И постарайся сделать так, чтобы в оставшиеся до конкурса дни твоя мама и дочь постоянно ночевали в твоей квартире.

Даже это он знал о наших отношениях с Арифом. Я прикусила губу и решила ничего не говорить, чтобы не нарваться на его очередное язвительное замечание. Через некоторое время я ушла. И вернувшись домой, поняла, что просто не нахожу себе места после всего, что произошло. Мне ужасно хотелось позвонить Арифу. Но я понимала, что Кафаров прав. Если кто-то объявил охоту на членов нашей группы, то нам лучше всего не выдавать наших отношений с Арифом. А с другой стороны, понятно, что, узнав так много о Шамиле и Люде, они рано или поздно доберутся и до остальных членов группы. При одной этой мысли мне стало плохо. Кафаров распорядился охранять Самира Бехбудова, и это правильно. Все-таки формально он руководитель группы. И ему известно гораздо больше, чем всем нам. Но о приезде Якова Ароновича и истинной цели его визита знаем мы трое. Все трое. Достаточно захватить кого-нибудь из нас и заставить разговориться. Даже страшно подумать, что может быть. Конечно, Гольдфарба мы попытаемся спасти, но вся операция по обеспечению безопасности конкурса может оказаться под угрозой. В какие-то минуты я даже подумала, что мы напрасно выиграли этот конкурс и теперь должны принимать у себя всех участников «Евровидения». Мало того что мы построили новый дворец, потратив на это большие деньги и массу усилий, так мы еще и обязаны обеспечить безопасность всех участников конкурса, включая их команды, журналистов, которые приедут со всей Европы, и их поклонников, которых наверняка тоже будет немало. Не исключено, что среди них могут оказаться люди, которые нам совсем не нужны. А возможно, и просто опасны.

Я вошла в Интернет и прочла массу сообщений о том, как негативно наша оппозиция относится к проведению этого конкурса. Они заранее объявили, что проведут свои акции протеста именно в те дни, когда в Баку будет проходить конкурс «Евровидения». И это особенно обидно, ведь такое событие бывает один раз в жизни. Мы считали, что это будет праздник для всех граждан нашей республики, для всех горожан. А наши оппозиционные деятели, наоборот, стараются сорвать этот праздник. По-моему, они не правы. Все митинги и демонстрации можно проводить после проведения конкурса. Хотя, конечно, их тоже можно понять. Такого интереса к их действиям уже точно не будет.

И еще я с ужасом узнаю, что некоторые южные страны очень недовольны тем, что подобный конкурс пройдет в мусульманской стране, то есть в Азербайджане. Это тоже очень обидно. И особенно обидно, что несколько лет назад конкурс уже проходил в мусульманской стране, когда победила Турция. Кажется, тогда их соседи не посмели сделать им замечания или возражать против проведения конкурса в Турции. Конечно. Ведь Турция не просто крупная региональная держава, но и член НАТО. Но еще Турция не просто мусульманская страна, а государство, где уже давно и успешно правит религиозная партия премьера Эрдогана. И им никто не предъявлял таких претензий, как нам. В который раз убеждаюсь, что в политике не бывает ни чести, ни справедливости, ни равноправия. По-прежнему правят сила и целесообразность во всех их проявлениях. Чем больше я читала сообщений в Интернете, тем больше убеждалась, что слишком влиятельные силы не хотят, чтобы в нашей стране проходил этот конкурс. Даже проработав столько лет в нашей группе, даже имея боевой опыт и получив звание майора, я все еще не могла даже представить себе, насколько циничным и страшным будет продолжение этой истории.

Прошло еще несколько дней. О пропавшей Люде мы ничего не узнали. Она словно растворилась в воздухе. Единственное, что удалось узнать о ее семье, — были не совсем утешительные сведения о ее муже, который попал в больницу с сердечным приступом. В реанимацию к нему никого не пускали, поставив сотрудника полиции у дверей. Наша работа с Гольдфарбом успешно продвигалась. Дополнительно вызванные специалисты проверяли все поставляемое оборудование, отряды кинологов со служебными собаками уже работали: всех прибывающих туристов и гостей достаточно тщательно контролировали. Яков Аронович действительно был выдающимся специалистом, и постепенно я начала понимать, почему Гольдфарб не приехал к нам в качестве официального эксперта, каковым он в действительно и являлся. Он был слишком опытным и слишком известным аналитиком в мире, о присутствии которого в Баку в период до проведения конкурса «Евровидения» просто нельзя было сообщать. Иногда он позволял себе появиться на конспиративной квартире и даже дважды встречался с полковником Кафаровым. Нужно было видеть, как эти два матерых волка разговаривали. Они понимали друг друга с полуслова, жеста, полунамека. Один говорил, другой подхватывал, первый продолжал, второй завершал его мысль.

По большому счету, в любой профессии все профессионалы говорят на одном, только им понятным языке, который недоступен для дилетантов и непосвященных. Я все время думала, что мы не смогли бы найти лучшего профессионала, чем Яков Аронович, а наше Министерство национальной безопасности не сумело бы найти такого опытного аналитика, как Микаил Алиевич Кафаров. Если бы я знала заранее, чем все это закончится, я бы так не восторгалась их высоким профессионализмом. Но разве нам дано знать, что произойдет с нами в будущем?