Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

— Вот что, друзья, — сказал, наконец, Жунид, оглядев всех. — Наступают горячие денечки. По-моему, мы держим их за хвост, и события будут развиваться гораздо быстрее Теперь весь вопрос в том, кто окажется поворотливее — они или мы. Вчера, как видите, я был не на высоте, и вот результат… — он коснулся пальцем бинта на своей голове. — Так что прошу всех учесть мой печальный опыт. Преступники, с которыми мы имеем дело, — люди страшные. Убийцы, для которых нет ничего недозволенного и недопустимого. Имейте это в виду… — он сделал паузу, вывел в блокноте карандашом цифру «1» — потом добавил: — Сегодня под утро Арсен и Вадим Акимович доложили мне новые данные по делам, которые мы расследуем. Сведения очень нужные, подтверждающие некоторые наши предположения. Я сообщу о них, только вкратце: нет времени на подробные разговоры. Итак…

В двух словах он рассказал им об открытии, сделанном Сугуровым в Дербенте: старый их знакомый цыганский барон Феофан третий, оказывается жив и здравствует, причем, судя по всему, не отказался от старого образа жизни, а лишь сменил профессию — кража и сбыт лошадей нынче не в моде, да и не столь доходное дело, как прежде. Чем он занимается теперь, еще до конца не ясно, но связи его — подозрительный ювелир Омар Садык, человек, задержанный перед майскими праздниками в ларьке ювелирторга, а затем бежавший, — говорят сами за себя. В их распоряжении благодаря Арсену имеются фотографии Омара Садыка и Феофана. Известен и адрес дома, где должен «отсидеться» их сообщник, выслеженный в Дербенте Сугуровым, имя которого пока не известно.

При обыске в доме Щеголевых, где обнаружена самая настоящая воровская «малина», изъят целый ряд вещественных доказательств, свидетельствующих о связи Улиты, а, возможно, и ее родительницы с преступным миром. Это два тюка пряжи с бирками шахарской прядильной фабрики, финка, мешочек с порохом и гильзами от охотничьего ружья шестнадцатого калибра (Жунид заметил в скобках, что именно из такого ружья были убиты Барсуков и Кумратов) и гримерный набор, принадлежавший Улите, работавшей гримершей в драматическом театре. Кроме того, — мужские сапоги сорок второго размера со следами цементного раствора на подошвах.

Об аресте Галины Васюковой он им ничего не сказал, решив, что будет лучше, если о нем пока будут знать лишь Гоголев, он сам и Вадим Дараев. Осведомитель в аппарате управления — это было ЧП настолько неожиданное и выходившее за всякие рамки, что на ее допрос из Ставрополя был приглашен полковник Шахим Алиханович Денгизов. Похищенная Васюковой бумага из дела об убийстве кассира и охранника Шахарской прядильной фабрики оказалась протоколом допроса Итляшева, зверолова и охотника, встретившего трех неизвестных на окраине леса в районе Псыжского моста. Жунид предполагал, что эти трое и есть убийцы.

— Можно вопрос? — спросил Сугуров.

— Пожалуйста, Арсен. Только покороче.

— Жунид Халидович, я… я до сих пор не могу понять, в чем соль этой путаной истории с кольцом. Я не знаю, боюсь — могу подвести… сделать что-нибудь не так…

Шукаев усмехнулся и лицо его исказила гримаса боли.

— Черт, — сказал он. — Даже смеяться не могу, стреляет в затылке. Так вот, Арсен, чтобы ты знал: я сам очень смутно себе все это представляю: не хватает многих деталей. И, прежде всего, самого кольца, о чем я скажу еще. А предлагать тебе или кому-нибудь другому свою версию, пока никак не подтверждаемую, — не в моих правилах. Одно могу сказать: чувствую я — зацепились мы за дело незаурядное, и то мельхиоровое колечко может вывести нас на фигуру достаточно крупную… Может, уже и вывело… — последние слова он произнес, словно никого тут не было, и он обращался к самому себе.

Сугуров слегка порозовел и больше ни о чем не спрашивал.

— Вот что, мальчики, — продолжал Жунид, снова обводя карандашом единицу в своей записной книжке. — Первое, что нам надлежит сделать — это посадить надежных ребят возле Покровской церкви. Конечно, они не должны дать себя обнаружить. Дежурить придется дня два-три по моим соображениям. Так, Арсен?

— Да. Дня три. Я думаю, Цыганов не заставит себя ждать.

— Он такой же Цыганов, как я — шах персидский, — без улыбки сказал Шукаев. — Людей для засады даст Виктор Иванович Гоголев. Старшим пойдешь ты, Семен.

— Есть. Инструкции я получу у вас?

— Да. Они несложны. Приметы Цыганова, — так он себя назвал при аресте, а в беседке у барона Парамоном, — у тебя имеются. Этот самый Парамон в ближайшие дни, а, может, часы, появится у орехового дерева, которое растет во дворе Покровской церкви. Будет искать кольцо, которое он впопыхах во время бегства с ярмарки сунул в дупло. Как найдет — берите его. Не найдет — тоже берите. Возможно, — он попытается отравить собаку — предупредите попа, не вдаваясь в подробности, чтобы убрал ее на несколько дней подальше. Славный пес, жалко, если погибнет. Вот все. Выполняйте.

— Есть. За людьми к кому я должен обратиться?

— Они тебя ждут внизу, в вестибюле. Посвятишь их в задачу в самых общих чертах. Сам понимаешь.

— Так точно.

— Ступай.

Дуденко вышел, притворив за собой дверь. Жунид вывел в книжечке цифру «2».

— Арсен, тебе снова отправляться в Дагестан. Но лишь после того, как мельхиоровый перстень будет у нас в руках. Не раньше. Тогда и обговорим детали. Возможно, поедешь не один.

— Хорошо бы, — просительно сказал Сугуров. — Хоть посоветоваться…

— Учись принимать решения самостоятельно… Не век же ты будешь при мне состоять.

— Слабак я еще, — вздохнул Сугуров. — Вон как старикашка меня отделал. И посмотреть на меня толком не успел, а уже говорит — из милиции. По загару на шее догадался…

— Не ошибается тот, кто ничего не делает, — сказал Жунид. — В общем, ты поработал в Дербенте на славу. Трудно желать большего. Кстати, по твоим описаниям внешности обоих гостей Феофана я приблизительно догадываюсь, кто они… Сегодня я тебе предъявлю их изображения…

Арсен ничего не ответил, бросив на Шукаева восхищенный взгляд. Он верил своему наставнику слепо, не рассуждая и, если бы тот сейчас сказал, что вечером убийцы сторожа и кассира будут сидеть в КПЗ, нисколько бы в этом не усомнился. Раз сказал Жунид Халидович, — значит, так все и произойдет.

— Третье — по вашей части, Абдул, — обратился Жунид к Маремкулову. — Не буду предупреждать вас, как мне необходимы тщательность и порядок во всем, что я собираюсь вам поручить…

— Я понимаю… — Абдул обиженно поджал губы.

Самолюбие было, пожалуй, одним из тех качеств лейтенанта Абдула Маремкулова, которое при любых обстоятельствах брало верх над остальными. А задетое самолюбие — вдвойне. Если высказать хотя бы малое сомнение в возможностях Маремкулова, он горы свернет. Шукаев понял это уже на второй день после их приезда сюда, в Черкесск.