Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

Туков сидел, не поднимая глаз, будто вся речь Колосунина была обращена только к нему одному.

— … А для успешной борьбы от каждого из нас партия требует революционной бдительности, инициативы и, разумеется, честности. К сожалению, отдельные работники милиции еще не поняли или не хотят понять всей серьезности стоящих перед ними задач. Да, да, товарищ Туков, не ерзайте — я имею в виду именно вас. В отделении царит преступное благодушие, документы, которые вы присылаете в управление, — филькины грамоты, а там, — Колосунин покосился на Дыбагова, — почему-то удовлетворяются ими. Словом, имейте в виду — дело ваше будет рассмотрено, вас и других виновных накажем… вплоть до предания суду. А сейчас коротко о текущих делах…

Колосунин был уже в курсе всех обстоятельств расследования, которое вели Жунид и Дараев. Теперь намечалось три основных направления, по которым его нужно было завершить. Следственные материалы и вещественные доказательства по ограблению чохракской конефермы и убийству Трама Лоова передавались Андрею Фомичу Охтенко. Ему же надлежало допросить Буеверова, Зизарахова и Феофана третьего. Розыск и арест скрывшегося Рахмана Бекбоева, по кличке Тау, поручались временно исполняющему обязанности начальника угрозыска Евгению Кондареву, а Шукаев и Дараев должны были заняться установлением местопребывания адиюхских налетчиков и розыском похищенных колхозных лошадей.

— Если мне удастся выудить из Буеверова что-либо интересное для вас, я сообщу, — шепнул Охтенко Жуниду. Тот кивнул.

Поднялся Дыбагов. Он как-то сдал, заметно осунулся за последнее время. Сказывались неприятности недавних дней. Разоблачение и арест Ивасьяна, к которому потянулись нити от контрабандистов Новороссийска и других преступных элементов, — уже одно это могло выбить из седла и более крепкого человека, чем Дыбагов. А тут еще новое дело — в самом крупном районе области царит полная анархия.

Асхад Асламурзович откашлялся и… обрушился на Тукова. Он говорил и чувствовал, что каждое слово упрека, адресованное Хаджиби, рикошетом бьет его самого.

— Товарищи, я хочу огласить здесь, на совещании, свое решение: Тукова от занимаемой должности освободить и арестовать в дисциплинарном порядке на пять суток за развал работы и очковтирательство. Дела пусть примет у вас заместитель… Срок — три дня, после отбытия наказания будет решен вопрос о вашей дальнейшей работе.

Туков опустил голову. Щеки его побагровели.

— Должен еще сказать, — сделав паузу, с трудом выдавил из себя Дыбагов, — что большая доля вины за положение дел в Насипхабльском РОМе лежит на мне… Плохо проверял, плохо контролировал… Видимо, мне придется держать за это ответ на бюро обкома партии…

На следующий день рано утром в отделение приехал на неказистой кобыле Хахан Зафесов.

— Вовремя явился, — усмехнулся Жунид, узнав о появлении старика. — Пусть его пропустят, Вадим.

— Салам алейкум, — сняв у дверей шапку, поздоровался Зафесов.

— Садитесь, — сухо предложил ему стул Вадим Акимович, наблюдая за выражением лица Хахана. С тех пор, как при посредстве бывшего абрека Газиз Дзыбов обвел Вадима вокруг пальца, сбив со следа ищейку, он возненавидел старика.

По всему было видно сейчас, что ситуация изменилась.

Прежде Зафесов держался с неизъяснимым достоинством, говорил и отвечал на вопросы степенно, даже слегка снисходительно. Сейчас он всем своим поведением демонстрировал полную покорность и готовность услужить.

— Что скажете? — равнодушным тоном спросил Жунид.

— Скажу: твоя взяла, начальник… спрашивай теперь, что надо. Отвечать буду.

— Собственно, нам почти все известно, за исключением, может быть кое-каких деталей… Ну хорошо. Объясните, почему вы мешали нам? Где же ваш хваленый нейтралитет?

— Зачем мешал? Не мешал…

— Дзыбову помогли скрыться?..

Зафесов слегка улыбнулся, но тут же лицо его снова приняло смиренное выражение.

— Виноват. Стар я, начальник. А ротмистр Асфар — измены не прощает…

— Значит, вынужденный переход на сторону победителя?

— Я и раньше не позволял им трогать карабаира. Асфар меня не послушал — теперь в земле лежит. И не ротмистр главный там был, а адиюхцы Хапито и Петр. Асфар, Тау и Газиз помогали только…

— Это нам известно, — перебил Жунид. — Лучше скажите, где искать адиюхцев? Если хотите помочь нам, — говорите…

Хахан принялся по привычке заламывать пальцы, похрустывая костяшками. Он не торопился с ответом и исподлобья смотрел на Шукаева.

— Я скажу, начальник, только не трогай старого Хахана…

— Торговаться не будем, — перебил Жунид. — Раньше следовало вам подумать о себе. Было время, когда нам очень нужны, ох как нужны были ваши показания. Вы молчали и морочили нас… Теперь мы можем обойтись и без вашей помощи. Решайте. Обещать ничего не могу.

— В Черкесии живет Сахат Кабдугов. Мой старый друг. Он знает Хапито и Петра…

— Как они выглядят?

— Хапито — крепкий, сильный, но мал ростом. Хромает на левую ногу. Петро — длинный, на нижней губе шрам — ножом ударили…

Жунид полез в ящик письменного стола.

— Это знакомо вам?

Зафесов взял у него из рук фуляровый платок, развернул и тут же вернул обратно.

— Наш платок…

— Чей?

— Я дал его Асфару, упокой аллах его душу. Взгляни, начальник, здесь четыре имени по углам. В середине — мое..

— Для чего платки? — спросил Шукаев, взглядом предупредив писавшего протокол Вадима о молчании и делая вид, что о назначении платка он ничего не знает.

— Люди, чьи имена вышиты здесь, — известные люди. И мои друзья, — с затаенной гордостью ответил Хахан. — Я узнал их лет десять назад… В Сиблаге. Жена одного из них — Сахата Кабдугова — и сшила эти платки… Мы поклялись хранить их как память…

— И как верительную грамоту для Асфара и таких, как он?

— Да.

— Зачем вы дали платок Асфару?

— Я не хотел, чтобы пролилась кровь, — хмуро ответил старик. — Я велел Асфару ехать в Калежхабль и везти платок, чтобы вернуть лошадей. И я не виноват, что он не успел…

— К кому должен был обратиться Унароков?

— К Сахату. Показать платок и назвать мое имя. Сахат нашел бы коней, а наши выкрали бы их обратно..

Жунид с нескрываемым интересом разглядывал старика. Не в первый раз видел он его, разговаривал с ним и как всегда, его удивляла своеобразная психология вожака конокрадов. Пока Жунид не имел в руках никаких, или почти никаких, данных, Хахан Зафесов, прикрываясь удобной формулой «нейтралитета», был в курсе всех дел Асфара и надежно хранил верность воровскому закону — не выдавать собратьев. Возможно, он действительно не одобрял чохракского разбоя (это показал и Мустафа Зизарахов), но, не имея власти остановить его, просто оставался в стороне. Давал он ротмистру приказание возвратить лошадей или нет, теперь трудно было проверить. Во всяком случае, сегодня он пришел сам. Понял, что его карта бита и лучше играть в открытую А может быть, преследует какую-либо тайную цель?..