Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

Шукаев вздохнул и покачал головой.

— Это мы успеем потом. Сначала — дело.

— А мои старики давно померли, — сказал Дараев. — Я еще мальчишкой был, лет девяти…

— Ты в детдоме воспитывался?

— Да. Давно я никого из наших не встречал. Поразъехались, поразлетелись все… кто — куда. В Краснодаре только Женя Кондарев… Мы и учились вместе…

Жунид с любопытством посмотрел на приятеля.

— Как ты решил стать криминалистом? Дараев улыбнулся.

— С детства мы с Женькой бредили сыщиками. Сколько двоек хватали из-за этих Пинкертонов, Холмсов, Лекоков и прочих. Урок идет, бывало, а мы книгу под крышку парты подложим и читаем, сквозь щель. Одну строчку только видно. Прочел ее — и двигаешь книжку…

— Романтично…

Вадим слегка нахмурился.

— Поднапортила мне в жизни эта книжная романтика. Воображал себя выдающимся сыщиком… И взрослым стал, а все избавиться не мог. Казалось мне, что я пуп земли. Самый умный, самый проницательный…

— Чего это ты занялся самобичеванием?

— Да так, вспомнилось…

Несколько минут они шли молча. Посредине длинной улицы росли акации, образуя своеобразный бульвар, по краям которого оставалась проезжая часть, вымощенная булыжником. Улица так и называлась когда-то Бульварной, а теперь ее переименовали по имени местного революционера.

…Тюрьма, расположенная на окраине города, на обрывистом левом берегу реки, была обнесена высоким деревянным забором с двумя сторожевыми вышками по краям.

Во внутреннем дворе стоял небольшой кирпичный домик, в котором размещалась вся администрация. Их принял заместитель начальника тюрьмы по режиму плотный молодой кабардинец. Смуглое, добродушное лицо его было чисто выбрито.

— Жунид! Вот встреча! Кого-кого, а тебя не ожидал увидеть!

— Гора — с горой, Устирхан, — пожал ему руку Шукаев. — Познакомься, Вадим, это товарищ Шебзухов — Бог здешних благословенных мест!

— Все шутишь! Рассказывай, зачем приехал.

— Видишь ли, — сказал Жунид, садясь. — Подробно рассказывать, пожалуй, дня не хватит. Я — коротко. В Адыгее похищены лошади: семь конематок, три жеребчика и племенной рысак карабаир. Похитителей мы нашли. Они арестованы. А вот лошади… Последний известный нам человек, который получил их, это Мухтар Бацев… Сейчас он — твой подопечный.

Шебзухов пригладил редкие волосы, прикрывавшие раннюю лысину.

— Ясно. Видишь ли, Бацев позавчера осужден. И мы ждем только вагонзака [29] Вагон для перевозки заключенных. , чтобы отправить его в лагерь. Так что вам повезло: завтра Бацева вы бы уже не застали.

— Я хочу его допросить.

— Понимаю. Сейчас им разносят завтрак, придется немного подождать. Пошли пока в зону. Посмотрите наше хозяйство.

— Ну что ж. Пойдем.

…Двор был большой, квадратный, со всех сторон окруженный постройками и высоким забором. Длинное саманное здание кухни, крытое черепицей, но еще не оштукатуренное, темно-серый блок, протянувшийся из одного конца двора в другой. Там размещались камеры, общие и одиночные, и карцер.

Повсюду было чисто, даже разбиты клумбы, заросшие почерневшей травой и высохшими, сморщенными от недавних морозцев остатками цветов.

— Ну, расскажи хоть, как живешь, — поинтересовался Шебзухов.

Но Жунид не умел и не любил рассказывать о себе.

— Да так. Ни плохо, ни хорошо, — ответил он и перевел разговор на другое.

О чем бы они ни говорили, голова Жунида была забита иным. Бацев. Вот кто интересовал его сейчас.

— За что он сидит?

— Кто? — не сразу понял Шебзухов.

— Бацев.

— Изнасилование с последующим убийством.

— Ты не мог бы в общих чертах охарактеризовать его.

— Почему же… могу. Ну, во-первых, он туберкулезник… Профессии не имеет. Пил, воровал. Судим дважды до этого дела. Отбывал наказание. Обозлен на всех и вся. Подобные типы хотели бы, верно, чтобы на земле вообще не было здоровых и счастливых людей, потому что они, видите ли, больны…

— Смел? — спросил Шукаев.

— Разве такие бывают смелыми? — вступил в разговор Вадим Акимович. — Своя шкура ему дороже всего…

— Точно, — поддержал Шебзухов. — Трус, каких мало. Так, завтрак, по-моему, кончился. Идите ко мне в кабинет, а я распоряжусь, чтобы его привели.

Бацев вошел в кабинет развинченной походкой, слегка покачиваясь на нескладных ногах. Арестантская роба была маловата этому высокому худому детине. Из рукавов фуфайки торчали чуть ли не по локоть волосатые руки.

— Обрати внимание, Вадим, — шепотом сказал Жунид, разглядывая заключенного. — Дегенеративный тип.

На сером, землистого оттенка, лице Бацева застыла идиотская усмешка. Он, конечно, сразу сообразил, что зачем-то понадобился приезжим, а значит, есть шанс покуражиться.

— Зачем звал, гражданин начальник? — по-русски спросил он Шебзухова.

— Стань как следует, — строго сказал Шебзухов. — Перед тобой сотрудники уголовного розыска Адыгеи!

— А мне — хоть персидские султаны! Здравия желаю, граждане сотрудники!

Вошел один из надзирателей и зашептал Шебзухову:

— … бузит… пол в карцере расковырял… железкой от рубанка руку поранил…

— Товарищи, я отлучусь на минуту… А этого, — Шебзухов кивнул в сторону Бацева, — можете допросить без меня..

После ухода Шебзухова Бацев повел себя еще развязнее. Сел без приглашения на стул, закинул ногу на ногу и попросил закурить.

Дараев побелел от негодования. Жунид успокоил его взглядом..

— На… Кури. Кстати, привет тебе от Паши-Гирея…

Бацев поперхнулся дымом и закашлялся. Кашлял он долго, надрывно. «Да, туберкулезник, — подумал Жунид. — Вот почему он такой серый».

Уняв кашель, Бацев застыл на стуле, с затаенным страхом глядя на Шукаева.

— Что ж ты молчишь? Боишься его?..

— Кто его не боится, — хрипло прошептал заключенный. Дараев хотел что-то сказать, но Жунид предупреждающе тронул его за локоть.

— Так вот слушай, Бацев. Я знаю — ты ничего не опасаешься сейчас. Получил, мол, под завязку, больше все равно не дадут. Можно, стало быть, куролесить. Но вот Пашу-Гирея ты боишься. Он ведь везде тебя достать может. Так?

Глаза Бацева злобно заблестели.

— А хоть бы и так? Вам-то что?

— Видишь ли, я не имею права сказать тебе то, что скажу сейчас, но у меня нет выбора. Мне нужен карабаир племенной жеребец, которого ты получил от Паши-Гирея за одиннадцать кенженских лошадей. Видишь, мы знаем, что ты участвовал в кенженском деле…

— И что дальше?

— Паша-Гирей арестован. Пойман с поличным. И для облегчения своей участи он дал правдивые показания. Он же назвал мне твое имя. И еще просил передать — я этого, разумеется, в протокол не внес, — что, если ты не поможешь мне найти карабаира и других чохракских лошадей, то этим повредишь ему. Словом, думай.