Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

В тридцатые годы здесь развернулось массовое колхозное движение, было ликвидировано кулачество, стали развиваться социалистическая промышленность и культура. Вот тогда-то и подняли головы остатки недобитых белогвардейских банд, замаскировавшиеся кулаки, муллы, внешне безобидные ревнители мусульманства, а на деле — ярые враги советского строя. Но об открытом выступлении они не могли и думать. Вот почему идеологи старого мира постепенно скатились в болото уголовщины. Конокрадство, убийства из-за угла сельских активистов, грабежи, барышничество, валютные операции, контрабанда, — все было принято на вооружение теми, кто не хотел сложить оружия и вместе со всем народом строить социализм.

Необходимостью усиления борьбы с преступностью и была вызвана очень важная мера по реорганизации аппарата милиции.

В мае 1931 года было создано Главное управление милиции и уголовного розыска при СНК РСФСР и принято для них новое положение. На милицию и угрозыск возлагались задачи по раскрытию особо тяжких уголовных преступлений, которыми прежде занималось ОГПУ. Так называемые группы охраны хозяйства преобразовывались в ОБХСС.

Управление милиции Чечено-Ингушетии, находившееся в Грозном, в те дни, когда Шукаев и Дараев колесили по всему Северному Кавказу в поисках карабаира, занималось расследованием одного из таких преступлений, а именно — убийством председателя Бай-Юртовского сельсовета. Руководил расследованием начальник отдела по борьбе с бандитизмом Шахим Денгизов.

Убийство председателя в Бай-Юрте было еще одним звеном в цепи уголовных дел, имевших политическую окраску. В местечке Докбух уже были обнаружены следы бандита и конокрада Азамата Мамакаева и его сообщников, которым год назад при ликвидации кулацкой банды мюридиста Муцольгова удалось скрыться в горах Чечни. Оттуда кулацкие прихвостни и совершали свои налеты на колхозные фермы, магазины и склады, терроризировали население. Денгизов уже знал, что в мамакаевской группе недавно появился бежавший из Адыгеи Рахман Бекбоев, по кличке Тау. Кроме того, Шахим Алиханович предполагал также, что к Мамакаеву примкнуло и несколько человек из террористической группы Абаева, недавно разгромленной и выловленной ОГПУ в Шилийском лесу. Абаевцы объединяли вокруг своего главаря несколько отпрысков кабардинских князей (Абаевых, Инжижоковых и других). Некоторым из них удалось бежать.

Все эти шайки, скрывающиеся в аулах и лесах Адыгеи, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Карачаево-Черкесии и других местах, являлись своего рода осколками контрреволюционной и уголовной банды, возглавляемой бывшим кабардинским князем Темирханом Шипшевым, которая долгое время орудовала в горных районах Кабардино-Балкарии и Чечено-Ингушетии. Только в 1928 году удалось ее ликвидировать. Тогда же, и работники угрозыска это хорошо помнят, в газете «Молот» было опубликовано интервью полномочного представителя ОГПУ СССР по Северному Кавказу и Дагестану под названием: «Дворяне и помещики — организаторы банд в Кабарде».

В такой обстановке вопрос о том, следует или не следует доводить до конца дознание даже по самому на первый взгляд пустячному делу, стоять не мог. Вот почему и после ликвидации унароковской банды угрозыск Адыгеи считал необходимым продолжать поиски небольшого табунка в два десятка лошадей, угнанного из Чохрака. Идя по следам исчезнувших коней, Шукаев и Дараев могли выявить неизвестные ранее притоны конокрадов, скупщиков и других лиц, связанных с уголовным миром тех лет, и, таким образом, расширить фронт борьбы с бандитизмом. Наконец, по-прежнему оставался на свободе опасный рецидивист Рахман Бекбоев.

Работая над раскрытием бай-юртовского убийства, Шахим Денгизов не забывал следить и за тем, что делается за пределами Чечено-Ингушетии. Он, в частности, держал связь с Дыбаговым и знал о том, что его подопечному Жуниду Шукаеву удалось положить конец «художествам» ротмистра Унарокова и арестовать еще одного гастролера — Пашу-Гирея Акбашева, связанного с белогвардейским поручиком Ивасьяном.

Денгизов был доволен. Не зря он рекомендовал Дыбагову поручить Шукаеву дознание по чохракскому делу. Скорей бы заканчивал, а потом можно было бы перевести его в краевой аппарат на более ответственную работу. Шахим Алиханович не любил откладывать своих решений в долгий ящик и, воспользовавшись присутствием в Грозном Колосунина, поговорил с ним о Жуниде. Колосунин ответил, что он тоже наблюдал за работой Шукаева и доволен им. Таким образом, в принципе вопрос о переводе Жунида был решен.

Помимо неотложных мер по раскрытию убийства председателя сельсовета, Денгизов должен был выполнить еще одну важную миссию. Вокруг мамакаевской банды группировались не только матерые уголовники, но и люди, сбитые с толку кулаками, муллами и их подпевалами, люди, совершившие незначительные нарушения, но скрывавшиеся в лесах и аулах из боязни расплаты. Всячески запугиваемые преступи никами и врагами Советской власти, они по инерции продолжали оказывать поддержку Мамакаеву. Нужно было вернуть их любой ценой к нормальной и честной жизни, заодно выбив почву из-под ног у абреков и создав вокруг них полосу отчуждения. По согласованию с Москвой угрозыск объявил об освобождении от ответственности и о помиловании лиц, которые пожелали бы явиться с повинной. Денгизову и поручалось довести это решение до крестьян и скотоводов, пособничавших бандитам, и всячески содействовать их возвращению в лоно закона.

Так обстояли дела в Грозном, когда дневным поездом туда прибыли Шукаев и Дараев.

— Можно?

Денгизов поднял голову от стола и, разглядев вошедших, встал.

— Разумеется. Рад вас видеть. Легки на помине.

— Мы оказались в форменном тупике, Шахим Алиханович, — без предисловий начал Жунид. — Потому и приехали. Знакомьтесь, пожалуйста, это Дараев, мы работаем по делу вдвоем.

Пожимая руку Денгизова, Дараев с любопытством рассматривал бибиста. Вадим Акимович немало хорошего слышал об этом человеке. Умный, дотошный, зря никогда не скажет лишнего слова, смел до дерзости, перед начальством шапку не ломает, в общем, — чего только о нем не говорили.

— Садитесь, — широким жестом пригласил их Денгизов к дивану и сам сел туда же. — В общих чертах я знаком с делом, так что сразу выкладывайте суть ваших затруднений.

— Последней надеждой был Салим Суншев из Тамбуково, — продолжал Шукаев, — но он три дня назад погиб, схватившись за оголенный провод на гидростанции. Погиб по собственной небрежности. Как раз под праздник. Карабаира в селении нет, других лошадей — тоже. Имеются сведения, что они — за Тереком. Охтенко удалось выудить у Зафесова имя еще одного конокрада, монограмма которого вышита вот на этой штуке… — Жунид вытащил из сумки фуляровый платок Хахана и положил перед Денгизовым. — Я проверял позавчера: в Докбухе нет никакого Ляляма Бадаева, о котором телеграфировал мне Охтенко. Видно, он переселился куда-то и новое его местожительство не известно Зафесову, так как виделся старик с ним около десяти лет назад.