Юрий Бойко - Второе дыхание

Сахаров говорил о станции, как о живом существе, и это немного смешило Юрия. Но виду он не подавал, внимательно слушал Вячеслава, отмечая про себя, что технику тот содержал в образцовом виде.

– А теперь, – Сахаров хлопнул Юрия по плечу, проверяй по комплектности, хотя сразу могу предупредить – все в ажуре.

Не спеша проверили работоспособность станции, ее укомплектованность. Там же, в помещении поста технического наблюдения, Юрий обратил внимание на вымпел, вручавшийся лучшему расчету.

Перехватив его взгляд, Вячеслав сказал:

– Видишь, как мы служили (он так и сказал «мы», подразумевая не только экипаж, но и станцию), не подкачай. О нас всегда только хорошее говорили. А ты вроде как эстафету принимаешь.

Юрий кивнул в ответ – не подкачаю, а про себя подумал: «Нелегко придется – ведь все познается в сравнении, будут сопоставлять… Впрочем, не боги горшки обжигают. И Вячеслав когда-то начинал. И он не сразу достиг совершенства».

– Не подведем, – сказал он, – и у нас расчет будет лучшим.

Расчет РЛС, который принял под свое начало Будников, – состоял из трех человек. Андрей Наговицин и Александр Менщиков призывались вместе. Сергей Изюров – на полгода позже их. О каждом из солдат Сахаров отзывался в превосходных тонах. Произвели они приятное впечатление и на Юрия.

– Что ж, будем охранять границу вместе, – сказал он, когда представлявший его коллективу расчета капитан Антонов ушел.

Его добродушный настрой сразу передался сослуживцам. Во всяком случае, Юрию так показалось. «Это хорошо, что понимают с полуслова, – подумал он, – спасибо тебе, сержант Сахаров, что научил ребят “чувствовать командира”». Но радовался он преждевременно. Не прошло и недели, как поймал себя на мысли, что управлять своей «гвардией» будет не так просто, как на первый взгляд представлялось. Он ощутил отчужденность ребят в отношении к себе. Она не была ярко выраженной, но тем не менее проявлялась. В чем? Во всевозможных шутках в его адрес.

Особенно усердствовал Наговицин. Энергичный, с постоянно оценивающим взглядом, он не пропускал ни одного удобного случая, чтобы не задеть новоиспеченного командира.

– Слушайте меня внимательно, – требовал Будников на занятии по строевой, – строевая стойка принимается по команде: «Становись». Стоять нужно прямо, без напряжения. Каблуки поставить вместе, а носки развернуть по линии фронта на ширину ступни. Понятно?

– Не совсем, – отвечал Наговицин. – Я насчет линии фронта. Во время войны, читал, было много фронтов. Какой именно имеется в виду?

На занятии по специальной Наговицин делал вид, что ему не по силам заменить предохранитель в вышедшей из строя станции. В городке следопытства постоянно путался в определении направления движения учебного нарушителя. Это Наговицин, считавшийся на заставе одним из лучших следопытов.

Будников задумался над создавшимся положением. Да, он был требовательным, полагая любой иной подход к подчиненным мягкотелостью. Да, он строго спрашивал с Изюрова, Менщикова и Наговицина по любому поводу. Но разве не на это его наставляли в учебке? Может, слишком часто повторял давно усвоенные им истины? Так почему на аналогичных занятиях не подтрунивали над Виктором Кравцовым, начальником отделения службы собак? Ведь он тоже напоминал солдатам, как принимается строевая стойка, заставлял их бегать кроссы, проводил набившие всем оскомину занятия по специальной подготовке.

Эти вопросы не давали Юрию покоя, однако обратиться за помощью к начальнику заставы он не решался.

Но на то и считался Антонов лучшим командиром не только в комендатуре, но и во всем отряде – он сразу заметил растерянность Будникова. Знал, как ему помочь, но решил: «Пусть разберется во всем сам».

– Понаблюдайте, как работает с солдатами Кравцов, – посоветовал он Юрию на одном из совещаний.

«Понаблюдайте… Что тут наблюдать и так все ясно – хотят легкой жизни», – подумал Будников, но к совету Антонова прислушался. Стал незаметно присматриваться к Виктору. Как к человеку и командиру. Кравцова отличали два качества – откровенность и вежливость. Однако во всем, что он говорил, чувствовалась некоторая недосказанность. «Сдержанный», – решил про себя Будников.

Спустя некоторое время, Юрий «открыл» Кравцова с другой стороны. Он видел, как Сергей работает с солдатами, и все чаще и чаще ловил себя на мысли, что характер у того не командирский. Будников никогда не слышал, чтобы Кравцов когда-либо повысил голос на солдат. Даже если те в чем-то допускали серьезные огрехи. Впрочем, не так, что-то другое в поведении Кравцова поражало Будникова.

Как-то он зашел в сержантский класс. Виктор беседовал с Романом Быковым.

– Не помешаю?

– Нет, – ответил Сергей и продолжил разговор с Романом. – Так в чем причина такого неряшливого вида? Служим и живем в одинаковых условиях, все опрятны, а вы… Если не ошибаюсь, разговор на эту тему у нас уже был?

– Да, – выдавил из себя Быков. Так показалось Юрию.

«Ясно, – подумал он, – не любит Кравцов наказывать. А может, и не хочет. Хорошие отношения с подчиненными – вещь хрупкая».

И все-таки Будников тогда заметил: неприятен Роману разговор с командиром. Стыдно ему, очень стыдно, что, пообещав однажды быть всегда опрятным, не сдержал слова.

А на следующий день Быков отутюженный, в начищенных до блеска сапогах, с сияющей пряжкой стоял на утреннем осмотре. На занятии по пограничной атаковал Кравцова вопросами. У него что-то не получалось, и он обратился за помощью к командиру, как будто и не было у них недавно неприятного разговора.

Будников потом не раз замечал, что пограничники обращаются к Кравцову по различным вопросам. Значит, верят: поможет, подскажет, поддержит. И Юрий сделал вывод: уважают Кравцова солдаты. Уважают, прежде всего, за то, что понимает их душу. Что в ответ на солдатское доверие отвечает своим, командирским. А не увлекается Кравцов наказаниями не потому, что не желает портить с подчиненными отношения. Просто боится обидеть каждого из них неосторожным словом, оттолкнуть от себя и коллектива.

Чуткости, внимания к людям, доверия, наконец… Этого, пожалуй, Юрию и недоставало. Теперь Будников точно знал, где он промахнулся.

«Конечно же Наговицин привык к большему, чем я от него требую. Андрей был первым помощником уволившегося Сахарова, его правой рукой, – рассуждал он, – ему вполне по силам наравне со мной заниматься обучением новичков. А разве в расчете нет нуждающихся в опеке? У Изюрова по физической – слабая тройка. На итоговой проверке может подвести. Почему бы не закрепить за ним Наговицина. И начальник заставы на это намекал».

Тот разговор с Андреем стал переломным в их отношениях.