Стивен Кинг - Джойленд

Папаша, тем временем, продолжал с нами знакомиться.

— И, коль уж мы заговорили о милых дамах — похоже, среди нас есть одна такая.

Эрин скромно улыбнулась.

— Голливудская Девушка, родная?

— Да, мистер Дин сказал мне, что я буду одной из них.

— Тогда тебе нужно поговорить с Брендой Рафферти. Она — второй человек во всем парке и покровительница Девушек. Поможет подобрать тебе одно из этих прелестных зеленых платьиц. Скажешь ей, что хочешь платьице покороче.

— Черта с два, старый развратник, — ответил Эрин и присоединилась к Гэри, когда тот запрокинул голову и зашелся смехом.

— Дерзкая и нахальная, как раз по мне! Кстати, в свободное от фотографирования кроликов время можешь заглядывать сюда — у папаши всегда найдется какая-нибудь работенка. Только не забывай переодеться — опилки и грязь униформу не красят. Ясно?

— Да, — ответила Эрин. Она снова взяла деловой тон.

Папаша Аллен посмотрел на свои часы.

— Парк открывается через час, так что учиться придется на ходу. Начните с аттракционов, — он указал на каждого из нас пальцем, произнося при этом название аттракциона. Мне досталось «Каролинское колесо», что меня обрадовало. — Готов ответить на парочку вопросов, но не больше. Есть вопросы — или вперед и с песней?

Я поднял руку. Он кивнул и спросил, как меня зовут.

— Девин Джонс, сэр.

— Еще раз назовешь меня сэром — и ты уволен, приятель.

— Девин Джонс, папаша. — Мне не хотелось звать его старым хреном — по крайней мере, пока. Может, позже, когда узнаем друг друга получше.

— Другое дело, — кивнул он. — Что у тебя на уме, Джонси? Кроме той прелестной рыжей головки?

— Что значит «дважды ярмарочник»?

— Это значит, что ты похож на старика Истербрука. Его отец работал на ярмарках еще во времена Пыльного котла, [8] Серия катастрофических пыльных бурь, происходивших в прериях США и Канады между 1930 и 1936 годами а отец его отца — и того раньше: на шоу с липовыми индейцами, одним из которых был Великий Вождь Йоулатча.

— Да вы шутите! — почти ликующе воскликнул Том.

Папаша осадил Тома холодным взглядом — что сделать было не так просто.

— Сынок, ты знаешь, что такое «история»?

— Эээ… что-то, случившееся в прошлом?

— Нет, — ответил он, завязывая на поясе ремень с кармашками для сдачи. — История — это сумма испражнений человечества, огромная и постоянно растущая в размерах куча дерьма. Сейчас мы стоим на вершине, но совсем скоро окажемся полностью погребены в этой куче усилиями грядущих поколений. Вот почему одежда ваших родителей выглядит такой смешной на старых фотографиях, если вам нужен пример. И как тот, кому суждено быть погребенным в дерьме собственных детей и внуков, ты, как мне кажется, должен научиться быть чуть более снисходительным.

Том открыл рот — возможно, в попытке найти остроумный ответ — но тут же благоразумно его закрыл.

Заговорил Джордж Престон, еще один член «Гончей бригады».

— Вы — дважды ярмарочник?

— Нет. Мой отец разводил рогатый скот на ранчо в Орегоне, сейчас его дело продолжают мои братья. Я — белая ворона в семье, и чертовски этим горжусь. Что ж, если больше ни у кого вопросов нет, пора закончить заниматься ерундой и приступить к делу.

— Могу я спросить кое-что? — спросила Эрин.

— Только потому, что ты миленькая.

— Что значить «носить меха»?

Папаша Аллен улыбнулся и положил руки на полку, где стояла его шалманская касса.

— Скажи мне, милое дитя, у тебя есть мысли, что бы это могло значить?

— Ну… да.

Улыбка превратилась оскал, который обнажил пожелтевшие клыки нашего бригадира.

— Значит, скорее всего, ты права.

Что я делал в Джойленде тем летом? Все подряд. Продавал билеты. Возил тележку с попкорном. Торговал «тортиками из мясорубки» — сладкой ватой; продал не меньше пердильона хот-догов (у нас они назывались «собачья радость», как вы, наверно, уже догадались). Именно из-за «собачьей радости» мое фото попало в газету, хотя ту сосиску как раз продал не я, а Джордж Престон. Я работал спасателем, и на пляже, и на Веселом озере, которым заканчивалась водная горка в «Брызгах и визгах». Я танцевал конгу в Деревне «Туда-Сюда» вместе с другими членами «Гончей Бригады» под «Птичий бит», «Выдыхается ли жвачка, если на ночь прилепить ее к кровати», «Риппи-раппи, зиппи-заппи» и десяток других бессмысленных песенок. Также я провел немало часов — в основном счастливых — в роли нелицензированной няни. В «Туда-Сюда» при виде рыдающего малыша полагалось издавать боевой клич «Ну-ка, слезки вытирай и со мною поиграй!» Именно в «Туда-Сюда» я решил, что завести детей когда-нибудь в будущем — это и правда Хорошая Идея, а не навеянное Венди наваждение.

Я — как и другие Добрые Помощники — научился мигом попадать из одного конца Джойленда в другой либо по аллейкам позади будок, шалманов, аттракционов и ларьков, либо по одному из трех служебных туннелей, прозванных Джойлендская Подземка, Песья Подземка и Бульвар. Я тоннами вывозил мусор, обычно — на электрокаре по Бульвару, тенистому и зловещему проходу, освещенному древними флуоресцентными лампами, которые мигали и трещали. Несколько раз я даже исполнял роль гастрольного менеджера и таскал усилки и мониторы для исполнителей, приезжавших с опозданием и без технических работников.

Я научился говорить на Языке. Некоторые термины (например, «выход» — бесплатное представление, или «рухлядь» — сломанный аттракцион) происходили из сленга ярмарочников, древнего как мир. Другие («цыпочки» — миленькие девушки или «пинчеры» — любители пожаловаться) были чисто джойлендским изобретением. Наверное, в других парках имеются свои версии Языка, но в основе их всегда лежит ярмарочный жаргон. «Яйцедав» — это кролик (обычно пинчер), который жалуется на длинные очереди. Последний час работы (в Джойленде — с десяти до одиннадцати) — это «выхлоп». Кролик, который проигрывает в шалмане и требует свои бабки обратно — «бабкодав». «Сратва» — это туалет, например: «Эй, Джонси, давай мухой в сратву возле „Лунной ракеты“, там какой-то чертов пинчер наблевал в умывальник».

Торговля в ларьках (они же будки) большинству из нас давалась легко: каждый, кто в состоянии правильно дать сдачу, может возить тележку с попкорном или стоять за прилавком сувенирного магазинчика.

Управлять аттракционами было не намного сложнее, но поначалу — страшновато, потому что от нас зависели жизни людей, в основном — маленьких детей.

— Учиться пришел? — спросил меня Лэйн Харди, когда я присоединился к нему у «Каролинского колеса». — Отлично. Как раз вовремя — парк открывается через двадцать минут. Учиться будешь по флотскому методу: посмотри, попробуй, научи друга. Как раз сейчас тот коренастый парень, рядом с которым ты стоял…