Марианна Баконина - Смерть на выбор

Впрочем, Лизавета и без ее советов последние четыре года не открывала дверь, не поинтересовавшись, кто там, за дверьми. Даже утром, даже когда вызывала водопроводчика.

— Это Саша Смирнов, — глухо ответили на ее вопрос.

— Саша, а что случилось? — Лизавета распахнула двери и окончательно убедилась, что это действительно — оперуполномоченный Смирнов.

— Извините Бога ради, Елизавета Алексеевна, по дороге не попалось ни одного исправного телефона-автомата, а дело, по-моему, спешное. — Саша топтался на пороге. В руках объемный пластиковый пакет.

— Проходите. Чаю попьем. — Лизавета сначала удивилась, как он ее нашел — ведь на визитке, которую она сама ему дала, — только рабочие адрес и телефон, а потом вспомнила, что для родной милиции нет ничего невозможного, когда речь идет о розыске законопослушных граждан, живущих по месту прописки и не пытающихся укрыться от глаз доблестных защитников правопорядка.

Саша скинул куртку и последовал за Лизаветой на кухню. Пакет прихватил с собой. Пока она ставила на плиту чайник и гремела чашками, он растерянно оглядывался.

Созданная усилиями бабушки и Лизаветы просторная кухня производила приятное впечатление. Старая начищенная медная посуда, фарфоровые безделушки — это от бабушки, кухонный комбайн, кофемолка, магнитофон с кучей кассет, французская небьющаяся посуда и горы газет — от Лизаветы. Все вместе — комфорт конца двадцатого столетия и старинный безмятежный уют. Неотъемлемым элементом уюта был Лизаветин кот. Истерзанный противоречивым воспитанием. Бабушка его баловала, Лизавета держала в черном теле. От этого несчастное домашнее животное то бросалось доверчиво на людей с мурлыканьем, то изнывало в приличествующей котам независимости.

Саша молча и терпеливо дожидался чаю.

— Ну вот, все готово. — Лизавета с видимым удовлетворением оглядела стол — все готово для мирного чаепития. — И что случилось?

— Я сегодня получил ордер на осмотр рабочего стола и квартиры Кастальского. Бумаги — там вроде ничего интересного. И вот еще. — Саша выгрузил на стол груду разнокалиберных кассет. — Вообще-то это вещдоки. Я не могу их выносить. Но раз мы работаем вместе.

Лизавета привычно сортировала кассеты — четыре ВХС, пять получасовых супер-ВХС, еще две супер-ВХС по полтора часа, шесть бетакамовских получасовых.

— Ну, кое-что мы можем посмотреть прямо сейчас. У меня. А другое — потом.

Саша охотно согласился.

Как и следовало ожидать, на кассетах ничего интересного не оказалось — старые выпуски, которые вел Кастальский, фрагменты передач, которые он делал, исходники, семейные кадры — Олег Кастальский играет в баскетбол, Олег Кастальский на презентации, Олег Кастальский ведет репортаж с избирательного участка. И прочая, прочая, прочая. Непросмотренными остались только бетакамовские кассеты, но Лизавета знала, что и на них будет что-нибудь вроде визита де Клерка в Петербург или интервью, которое Олег умудрился взять у некоего не в меру разговорчивого разведчика или политического консультанта. Олег Кастальский дорожил такими знакомствами и хранил свидетельства собственной близости к великим мира сего.

— Ничего, — разочарованно протянул Саша, когда Лизавета вернула ему последнюю супервэхаэску.

— Да, и вряд ли что будет на остальных. — Девушка коротко рассказала о своей встрече с видеоинженером, должным быть, но не бывшим в «Призме» вместе с Кастальским.

— Это очень важно, теперь мы знаем точное время убийства.

— Я думала это доказывает судмедэкспертиза.

— Плюс минус два часа. А тут час — кто-то пришел в «Призму» между одиннадцатью и полуночью. Кто-то умело разыграл примитивное ограбление и при этом сумел отключить сигнализацию. Причем этот кто-то знал, что Олег будет один. — Саша прекратил мыслить вслух и повернулся к Лизавете: — Слушай, а это нормально — вот так отпустить видеоинженера?

Она объяснила, что абсолютно нормально. Какой смысл терпеть укоризненные вздохи и многозначительные поглядывания на часы — монтажеры не любят тех, кто не готов к работе.

— Хорошо, тогда я сформулирую вопрос иначе, он мог отослать его специально, потому что ждал кого-то? — Все-таки в Саше Смирнове провинциальной обстоятельности было больше чем достаточно, и Лизавета решила при случае поинтересоваться, откуда он.

В ответ же она пожала плечами:

— В принципе мог — только это бессмысленно, в «Призме» места достаточно — поговорить без свидетелей вполне возможно.

— Так-то оно так, — согласился Саша, причем согласие выглядело обыкновенной формальностью. Он глянул на часы и заторопился. Они договорились созвониться завтра. За это время Лизавета успеет просмотреть оставшиеся пленки и выяснить хоть какие-то подробности насчет блока «Вся Россия».

Утро началось с телефонных звонков. Лизавета, как типичная «сова», еще мирно почивала, когда позвонил Коля Корнеев с претензиями.

— Ну спасибо тебе, подруга, услужила! Я теперь должен явиться на допрос сразу в четыре места. Спасибо, от тебя я такого ну никак не ждал.

— Коля, побойся Бога. — Лизавета бросилась в бой, едва очнувшись. — Я вчера тебе не сказала, думала, сам понимаешь, убит человек, твой и мой коллега, а ты ведешь себя как дикарь с хутора «моя хата с краю». Стыдно.

Простое «стыдно» неожиданно подействовало. Коля, судя по голосу, сник и смирился со своей участью. Лизавета напоследок попросила его обязательно с ней связаться, если он что вспомнит, и заодно поинтересовалась, с кем делал Кастальский предыдущие программы для того же заказчика. Оказалось, с Воробьевым. Придется ждать, когда тот вернется из Москвы, или можно связаться с тридцать третьим каналом. Лизавета глянула на часы — Корнеев позвонил вовремя. В девять утра проще всего застать на рабочем месте Андрюшу Балашова. Он поутру обычно читал газеты — вникал в текущий политический момент, а после пускался в непростое плавание по волнам реальной политики — встречался с бесчисленными активистами всевозможных партий и партиек, терпеливо высиживал на всех пресс-конференциях, сплетничал в кулуарах — так многозначительно называли явочные квартиры и офисы.

Но сначала кофе. Лизавета выбралась на кухню, щелкнула выключателем «Мулинекса» — этот аппарат кофемана умел готовить напиток богов заранее, но Лизавета никак не могла освоить программное управление.

— Лелечка, и мне чашечку, — откликнулась на выразительное шипение пара бабушка. Она не одобряла сии неприличные новшества, сама всегда варила кофе в старой медной джезве, но признавала конечный продукт, выдаваемый кофеваркой эспрессо, весьма и весьма достойный.

Доставив бабушкин кофе прямо в постель и отшутившись насчет своего неприлично раннего подъема (бабушка также не одобряла Лизаветину манеру спать до полудня, когда есть такая возможность), Елизавета набрала номер своего политического консультанта.