Валентин Курицын - Томские трущобы

Иван Семенович изъявил готовность. Они вышли из ложи. В буфете теснилось много публики и путь к выходу был сопряжен с трудностями: приходилось продвигаться медленно. Катя шла за Кочеровым, рассеянно поглядывая на окружающих, как вдруг взгляд ее упал на лицо, показавшееся ей знакомым. Катя остановилась и посмотрела внимательнее. В человеке, стоявшем за в двух шагах от нее и закуривающим папиросу, она узнала приятеля своего сердечного друга — Сеньку Козыря.

В былые дни оба они, Пройди-свет и Сенька, часто бывали у Орлихи и Катя запомнила лицо Сеньки.

— Вот встреча кстати! — обрадовалась она. — Спрошу его про Александра. Наверное он знает: они ведь товарищи с ним! — И она решительным шагом подошла к Козырю, не заботясь о том, что ей, такой изящной и нарядной, неудобно разговаривать среди любопытных с каким-то подозрительным типом…

— Здравствуйте, — тихо произнесла она, подходя к Козырю и дружелюбно протягивая к нему руку. — Вы не узнаете меня? Помните, приходили к нам с Александром…

Сенька Козырь галантно приподнял фуражку и осторожно пожал маленькую ручку Кати.

— Помилуйте-с! Очень даже хорошо помню! Нечто, увидавши вашу милость, возможно забыть!

Катя не обратив внимания на этот комплимент, бросила быстрый взгляд вокруг себя и прошептала:

— Пойдемте отсюда, мне поговорить надо с вами!

— С нашим полным удовольствием! — поспешил согласиться Козырь и кинув недокуренную папиросу, пошел за Катей к выходу.

В дверях стоял Иван Семенович.

— Что это ты? — обратился он к Кате. — С кем заговорилась?

Девушка подняла на него глаза и тоном, не допускающим возражения, сказала:

— Ты подожди меня у экипажа. Мне надо поговорить со своим знакомым по делу… понял?

Последнее было произнесено так выразительно, что Иван Семенович не вступая в дальнейшие расспросы, поспешил ретироваться.

— О чем говорить желаете? — осведомился Козырь, проводив Кочерова насмешливым взглядом.

Катя, не желая прямо приступить к делу, предварительно спросила своего собеседника о его личных делах.

— Как вы поживаете. Где это вас так долго не видно было.

— Немудрено, что не видно! — Козырь усмехнулся и понизил голос. — В «сушилоне» находился. Казенный паек глотал!

— В тюрьме!

— В ней самой! Как пословица говорит: «От сумы, да от тюрьмы не отказывайся»! Всего вторую неделю на «воле» хожу.

— Хочу я спросить вас, где теперь Александр? Что с ним такое случилось? Я не видела его с половины зимы…

— А вы разве не слыхали?

Предчувствие недоброго сжало сердце Кати.

— Что такое?

— Да ведь он давно на том свете грехи отмаливает!

— Как! Умер, умер, говорите вы? Когда же? Отчего?!!

Лицо Кати покрылось смертельной бледностью. Глаза отразили выражение ужаса перед роковой вестью. Она зашаталась.

— «Пришили» его! — мрачно пояснил Козырь… — До пасхи еще дело было… А как и что — не знаю… В тюрьме я тогда сидел… Говорили, между прочим, знакомые ребята, что будто из-за бабы вышло! Из ревности будто его кто «похерил». За что купил, за то и продаю!

— Убит! Мертв! Все теперь кончено! — вихрем налетело страшное сознание невозвратимой утраты… Не было слез — сильные натуры не плачут, но глубокое отчаяние овладело душой Кати. Она не взглянула больше на Козыря, не сказала ему ни одного слова и молча, опустив голову, пошла вниз по лестнице.

Когда в душе женщины, подобной Кате, вспыхивает искренняя любовь, то это чувство становится для нее единственной отрадой в жизни, единственным и дорогим, и самым светлым из всего, что осталось на долю той, у которой нет ни семьи, ни друзей, которая всеми презираема и отвергнута… Такая любовь чаще всего кончается трагически. Женщины, продающие свое тело, душу свою отдают раз и навсегда…

— Что с тобой, Катя? — испугался даже Кочеров, увидя ее бледную и странно молчаливую…

— Ничего… молчи… скорее домой… Будем пить… пить…

После событий, описанных в предыдущих главах, прошло три месяца…

Стояла глубокая поздняя осень… Город превратился в одну сплошную лужу грязи. Круглые сутки моросил дождь. Общественная жизнь замерла: зимний сезон еще не начался, клубы пустовали, ибо томичи, умудренные горьким опытом, не решались пускаться в путешествие по улицам, тонущим в грязи и мраке. После восьми часов вечера улицы погружались в глубокий сон, нарушаемый лишь колотушками сторожей, да шальными револьверными выстрелами, производимыми осторожными обывателями с целью запугать любителей чужой собственности, которые с наступлением темноты все чаще и чаще дают о себе знать.

Итак, повторяем, скучное время наступило для томичей и многие из них совершенно основательно роптали на затянувшуюся осень.

— Хотя бы холода поскорее наступили… Давно такой гнилой осени не было, — говорили старожилы.

Но морозы не наступали и близкий покров не обещал принести с собой первый свежий снежок.

Город тонул в грязи и тумане дождливых дней, также пасмурно было в розовом тумане приюта любви и наслаждения. Сама хозяйка этого гнездышка, после полученного печального известия о трагической кончине своего возлюбленного, опустила руки и на все окружающее смотрела безучастно и равнодушно. Стала запивать чаще, чем прежде, и в размерах, пугающих Ивана Семеновича. Тщетно он старался добиться у Кати, что за причина такого неудержимого, мрачного настроения и молчаливого пьянства. Она молчала, замкнувшись в себе и продолжала топить тоску в вине. Кочеров терял голову.

С одной стороны скверные денежные дела, задолженность, запутанность в делах, с другой — непонятная ему перемена в характере и поведении любовницы, — все это вышибло его из колеи. Как человек со слабой инертной волей, Кочеров, не отдавая себе отчета в своих поступках, быстро и неуклонно двигался по роковому пути к гибели. Окончательный разрыв с семьей и со своим прошлым был для него ничто, по сравнению с боязнью потерять Катю. А чувство это за последнее время все чаще и чаще пробуждалось в душе его. Жизнь, сопряженная с большими расходами на покрытие всех требований любовницы, не могла продолжаться долго. Денег достать было негде. Возможный кредит был весь исчерпан. Точно предчувствуя возможную близость разрыва, Катя в последнее время возобновила знакомство с Орлихой, принимая ее у себя и сама пропадала у нее по целым дням. Все это очень не нравилось Кочерову, но он был совершенно бессилен предпринять что-либо против этого… Так обстояли дела, когда в один темный вечер, после дня, проведенного в безуспешных поисках денег, Кочеров усталый, весь забрызганный грязью, подъехал к воротам Кати. Нижний этаж этого дома, в котором помещался трактир, был ярко освещен. Полосы мутного света падали из окон на грязный тротуар. Рассчитавшись с извозчиками, Кочеров с горечью убедился, что весь его капитал не превышает теперь пяти рублей.