Владимир Кочергин - Судьбы, как есть

Зеленин вдруг, глянув на часы, вспомнил, что сегодня праздник, 23 февраля, это его профессиональный праздник. Не исключено, может быть, изыщут время и подъедут друзья и Егор. Лежать Зеленину без дела начинало помаленьку надоедать, хотя он уже мог приподыматься на локтях, еще день-два — и будет сидеть, а там и о ходьбе надо будет думать. Правда, левая нога пока часто немеет, и с ней, видимо, придется повозиться, будет ли она держать его вес? Но настрой у Зеленина — встать на ноги и пойти — был очень велик. У него хватит силы и воли тренировать себя до изнеможения, если понадобится. Он обязательно будет ходить, у него нормально работает правая нога, просто пока и на нее вставать нельзя.

В 8.45 в палату не вошла, влетела Тамара.

— Доброе утро, Виктор Степанович, с праздником вас и скорейшего вам выздоровления! — и, поцеловав Зеленина в щеку, подарила ему подарок в виде французской туалетной воды.

— Спасибо тебе, Тамара! — сказал растроганный ее вниманием Виктор, — а я вот ничего тебе и не припас, хотя стоп, есть подарок. Возьми, Тамара, коньячок армянский, там, в тумбочке, в пакете, где ты мне книжку давала прошлый раз, и вы вместе с Николаем выпьете за праздник, за свое и за мое здоровье. Согласна? И не смей отказывать ветерану Советской Армии и Военно-Морского флота, я ж все-таки у моря родился.

— Хорошо, я согласна! Я завтра заберу его, перед уходом, и мы с Леной без Коли выпьем за вас, настоящих офицеров, за тех, чей, по праву, этот праздник, а я кто, всего-то сержант запаса медицинской службы.

— Нет, Тамара, ты «Бог-спаситель», а для меня ты носишь звание не меньше, чем полковник, — сказал Зеленин и добавил, — полковник полевой медицинской службы! Сколько ты раненным помогла? Сколько помогаешь теперь? А твои глаза, твоя улыбка чего только стоят для нашего выздоровления. А как ты уколы ставишь, душа радуется. Вот тебе и сержант!

— Преувеличиваем Виктор Степанович. Я не врач, а вот на хирургов наших надо Богу молиться и свечки за здравие ставить. Помните того майора из разведбата, из вашей дивизии, которого на мине порвало так, что, пожалуй, только сердце одно и осталось нетронутым, а они его собрали, склеили, и живет человек, и живет, кстати, в Москве, на гражданке, конечно. Коля мой и он, часто вместе, на рыбалку ездят.

— Да ты что! Неужели Скрябин?

— Скрябин! Юра Скрябин! Жив и здоров, фирмой своей заведует, джип у него крутой, «мерседес», кажется, но главное, что они с женой двоих детей, мальчика и девочку — брата с сестрой — из одного интерната усыновили. И вы знаете, какой фокус получается, мальчику 14 лет, а он, с каждым годом, на Юру все больше походит: и глаза карие, и брови густые, и нос с горбинкой, не скажешь, когда их рядом видишь, что неродные это люди.

— Вот это Юра! Ай да молодец! — восхищался Зеленин.

— У него жена, Ирина, молодец. Юра дома почти и не бывает. Этот бизнес прямо поедает человека. На него уже и покушение было, налетели бандюги на машину, водителя убили, а Юра троих наповал расстрелял, как увидел, застреленного своего водителя. Его сначала посадили, таскали, а потом оправдали и выпустили.

— Значит, опять Юра воюет. Да что у нас за Страна? Только нормальный человек на ноги встанет, а Юра на протезы, так тут же уже завистники появляются, а хуже того, бандиты. Когда это все закончится? Всю Россию продали за кордон, за бесценок, — возмущался Виктор Степанович.

— У него и жену с детишками раньше похищали, чудом спаслись. Благодаря его начальнику службы безопасности. Да вы его должны знать! Это Кузовкин Иван Григорьевич.

— Кузовкин! Ваня! Майор разведбата, кажись, тогда замкомбатом был?

— Я не знаю, какую он должность занимал, но по рассказам Юры, его одного из первых в Афгане представляли на звание Героя Советского Союза, которое он так и не получил. Он после Афгана из Армии ушел и работал в милиции города Иркутска, а Юра с ним как-то связь поддерживал и взял его к себе в Москву. Вот он-то и раскрутил банду, кто похитил Иру с детьми. Они втроем от семерых отстреливались и всех положили, а у Кузовкина тоже охранник погиб, а через пять дней скончался от ран и его водитель. Кузовкин сам был сильно ранен, но выжил и Ирину с детьми вызволил.

— Да, дела! Целый детективный роман. Иван — классный мужик, он у меня уроки по айкидо все брал, то есть тренировались в одном зале. Тогда у него что-то с женой не заладилось, она в Иркутске с его школьным другом любовь закрутила. Помню, сильно тогда Ваня переживал. Лез везде, где хуже, туда и он. Ох уж эти женщины, а еще говорят, что мужики сильно любить не умеют.

Вот у меня друг Володя Цветков, был он уже здесь, высокий такой генерал, какие бы женщины ни попадались на его пути, ни одну не полюбил, а любил только свою жену. Солдаты его уважали и офицеры! Егора моего из плена вытащил, а вот жена его Марина, ныне покойная, всю жизнь ему мозги пудрила, а перед гибелью еще и с телеведущим молодым связалась, бросила все и ушла от генерала. Володя ее очень любил, многое ей прощал. Красивая была. Мужики на нее всегда западали. Хоть и обидела она друга моего, но он мне так сказал:

— Любил я ее любую, прощал ей, даже когда изменяла. Улыбнется, повинится, и скажет, что любит только меня, а произошло, якобы, недоразумение, прижмется, и я растаю, как сахар, — объяснял свое отношение к жене мой друг. Ну как это назвать? Для одних он строгий, волевой, смелый, а для других просто размазня, — говорил Зеленин.

— Любовь, Виктор Степанович! Любовь! Видно, он ее по-настоящему любил, — вынесла свой вердикт Тамара.

— Знаешь, Тамара, мы друзья, хоть и в разных местах Сахалина жили, а вот что-то у нас такое, общее есть, будто бы мы у одних родителей воспитывались, на одних традициях: «Не подвести друга! Женился — так навсегда, дорожить семьей! Быть в семье главным добытчиком! Обеспечить жильем семью, почитать родителей, а слово отца закон». Мы и отцов-то звали — папа, а как ушли из дома, так Батя. И тянет нас на Сахалин всегда. Что там за магнит такой, что за силища там такая? А посмотреть со стороны москвичей или со стороны жителей других больших городов, то Сахалин — это такая для них дыра, что и люди, родившиеся там, тоже не совсем нормальные. Не то, что дикари, а еще и потомки каторжан. А глянуть на этот вопрос с практической стороны — и сразу видно, как отличаются сахалинцы своей выносливостью, добротой, и преданностью Родине, так любому москвичу фору дадут на сто очков вперед. Ладно, Тамара, загрузил я тебя своими сахалинскими байками. Живут там люди, действительно, Тома, порой не в очень-то приличных условиях, но вполне приличные и нормальные люди. А все-таки брошен сегодня Сахалин. Нет такой, еще, власти, которая бы серьезно занялась этим уникальным островом и его людьми. Жаль.