Владимир Турунтаев - Методом исключения

— Как ты его хочешь искать?

— Еще не знаю.

— Ну ладно, мое дело тебя предостеречь, — отступилась Ангелина Андреевна. — Ты ведешь расследование — тебе и решать.

— Постараюсь уложиться в срок, — пообещал Владислав.

— Ладно, ступай, — закуривая сигарету, махнула на него рукой начальница. — Будет он мне тут соцобязательства давать!.. Хотя постой! — вернула она его. — Ты вот что: поговори с Кожевниковым.

— Поговорю, — пообещал Орехов.

Кожевников ни о каком Ромке и слышать не хотел. Понятно: ведь если смертельный удар Павлу Прохоренко нанес не Шаров, то выходит, что Кожевников вместо щуки поймал карася.

— Шаров же признал вину, чего тебе еще! — сказал он Владиславу. — Имеются его собственноручные показания.

— Да пойми ты, — с горячностью доказывал Владислав. — Не мог Шаров ударить Прохоренко в живот из того положения, в котором он находился! А чьи волосы остались в руке пострадавшего? Почему мы одного Шарова должны привлекать к суду?

— Он так и так должен отвечать.

— А главный убийца останется на свободе?

— Ну ты сам знаешь, сколько у нас нераскрытых убийств и сколько махровых убийц расхаживает по улицам, а тут хоть какой-то результат. Шаров даже не пытается возражать против обвинения его в убийстве. И нож у него нашли. А что он не мог ударить Прохоренко в живот… Ты ведь исходишь из его собственной версии. А может, все было не так? Может, он был на ногах, когда подкалывал Прохоренко?

— Так тоже могло быть, — вынужден был согласиться Орехов. — Но тогда чьи волосы остались в руке у Прохоренко? И кто эти «люди-звери», о которых Шаров говорил зятю?

— Стрессовая ситуация плюс белая горячка, — пожал плечами Кожевников.

— А волосы?

— Ну волосы… Найди-ка теперь их хозяина!

— Все-таки стоит поискать, — сказал Орехов. — Мне кажется…

— Ну так перекрестись, — посоветовал ему Кожевников, направляясь к двери. — Времени у тебя много, что ли? — с тем и ушел.

Орехов не на шутку разозлился и тут же отправился к Сергею Бородину, старшему оперу, с которым ему не раз уже приходилось работать в одной связке, и он знал: если Бородин возьмется распутывать это дело, то доведет его до конца. Лишь бы только взялся. Орехов считал его лучшим сыщиком из всех, с кем имел дело за четыре года своей работы следователем. Правда, начальство не разделяло его мнения на этот счет, но тут уж его, начальства, проблемы.

Бородин оказался на месте и как раз заканчивал писать рапорт о «собеседовании», как он сам это называл, с квартирным воришкой, застигнутым на месте преступления с набором инструментов и огромной сумкой из тончайшей высокопрочной материи. К счастью для воришки, он, спустившись по веревке с крыши и проникнув в квартиру на девятом этаже, ничего не успел положить в свою замечательную сумку, потому что ошибся подъездом и по злой иронии судьбы нырнул в квартиру, не более как за неделю до того хорошо обчищенную его же собратьями по профессии. А поскольку Уголовным кодексом не предусмотрено наказание за безрезультатные проникновения в квартиры наших граждан, то все «собеседование» свелось к чистейшей формальности.

— Ну не переживай, и на старуху бывает проруха, — посочувствовал Бородин воришке, отпуская его с миром. — Сегодня не удалось — в другой раз сядешь, — и обратил взор на Орехова: — Ты чего, Слава, такой взъерошенный?

— С Сашкой Кожевниковым пообщался, — ответил Орехов сердито.

— Он вроде как не дерется, — сказал Бородин.

— А ну его к ляху! — и Орехов без предисловий приступил к разговору: — Слушай, Сереж, помоги найти убийцу! Дело — конфетка, в твоем вкусе. Собственно говоря, мне только твой совет нужен…

— И немножко побегать, да?

— Можем вместе.

Бородин посмотрел на часы.

— Минут двадцать у меня для тебя найдется. Обрисуй ситуацию.

Орехов уложился в двенадцать минут. После чего Бородин согласился, что дело интересное, но работать надо капитально, а у него есть начальник.

— Если твоя шефиня, — сказал он, — замолвит словечко моему Феоктистову, тоя, пожалуй, и взялся бы…

На том и порешили.

Короче говоря, Ангелина Андреевна — на то она и Ангелина Андреевна — без особого труда договорилась с начальником уголовного розыска, и уже на другое утро Орехов с Бородиным отправились в следственный изолятор.

За ночь Бородин успел ознакомиться с материалами дела, и потому вопросов к Шарову у него было совсем немного.

— Тех двоих, что ошивались у хозмага, ты смог бы опознать?

— Наверное, — сказал Эдик и, подумав, добавил более уверенно: — Да, узнал бы.

— Ты говорил, что один, который в шубе, куда-то уходил, а затем вернулся. Он в тот же дом зашел, где и хозмаг?

— Нет, он к пятиэтажкам прошел, которые за хозмагом.

Бородин нарисовал длинный прямоугольник и перпендикулярно к нему еще три покороче.

— К которому из них?

— Не знаю. Я только видел, что он в сторону этих домов направился.

— Сколько времени его не было?

— Ну, может, минут десять… Он быстро вернулся.

— Сколько нам потребуется времени, чтобы прокачать этого Ромку? — спросил Орехов, когда они покинули изолятор. — Двух дней хватит?

— Двух дней? — переспросил Бородин, что-то прикидывая.

— Сегодня ты, предположим, задействуешь свой актив…

Бородин похлопал его по плечу.

— Слава, ты спросил — я отвечу: если плотно проработаем, то часам к четырем, думаю, управимся.

— Сегодня?

— То есть будем знать, проживает твой Ромка в тех домах или нет, — уточнил Бородин.

— А если нет?

— Пока не стоит отвлекаться на эти «если». Ты сейчас поедешь в тамошнее жилуправление. Возьми у паспортистки карточки жильцов и начинай выбирать всех Романов. Думаю, их не так уж и много наберется: имя редкое. А я заскочу за фотоаппаратом и присоединюсь к тебе.

К вечеру они достоверно знали, что в тех трех домах проживает всего три Романа: кандидат математических наук, ветеран войны и нигде не работающий семнадцатилетний парень с одутловатым губастым лицом.

С фотографией этого парня они снова отправились в следственный изолятор и провели процедуру опознания.

Из шести показанных ему фотографий молодых людей Шаров выбрал ту, на которой был запечатлен Роман Кунцевич.

Они позвонили в эту квартиру около десяти часов вечера. Дверь открыл невысокий губастый толстяк в широких штанах из джинсовой ткани и замызганной, светлой, когда-то, должно быть, бежевой безрукавке с эмблемой фирмы «Мальборо». Парень был изрядно пьян и с трудом держался на ногах.

— Роман Кунцевич?

— Ага… Че такое? — пропищал тот.

— Руки на стену! — скомандовал Бородин.

Роман обалдело захлопал глазами:

— А че?

— Быстро лицом к стене!

Пока Бородин занимался Романом, Орехов с понятыми прошел в комнату.