Леонид Словин - Такая работа. Задержать на рассвете

Показания Хандогина были до некоторой степени ответом на давно уже тревоживший Налегина, как следователя, вопрос: можно ли через много лет установить подлинные обстоятельства жизни так называемого «рядового гражданина» и методы работы того или иного «рядового следователя»?

И вот теперь, читая эту бесхитростную исповедь, Налегин воочию видел перед собой и расчетливого, безжалостного, тонкого подстрекателя Удава, сыгравшего роль злого гения в судьбе трех подростков, и не заглядывавшего далеко, равнодушного лейтенанта Салтыкова, проводившего немудреное расследование по кражам из палаток и приписавшего своим несовершеннолетним обвиняемым качества, которые делал их похожими на неисправимых, опасных уголовников.

«Формальные обстоятельства — в пользу Кокурина, — продолжал размышлять Налегин. — Он высокий, а мы имеем дело с преступником, рост которого меньше метра шестидесяти… Быть может, Удав? Да, тот мог бы… Любопытная деталь: Удав никогда не уносил краденое в чемоданах, а брал с собой неприметные авоськи или хозяйственные сумки…» Но дальше мысль не шла.

Налегин знал, что мешает ему сосредоточиться над материалом розыскного дела: медсестра с улицы Софьи Ковалевской, неожиданная версия, появившаяся после посещения квартиры медсестры.

Когда Налегину необходимо было собраться с мыслями или, наоборот, развеяться, он заходил к эксперту Саше, один вид которого действовал успокаивающе и непреложно свидетельствовал, что мир стоит на месте и преступный элемент, как и положено, занимает одну из дальних полочек на задворках бытия.

Налегин вошел в коридор оперативно-технического отдела, пустой и ярко освещенный, и услышал за дверью фотолаборатории покашливание Саши. Он постучал, скользнул, осторожно отодвинув шторы, в душную комнатушку и с минуту постоял, ожидая, когда глаза привыкнут к красному свету.

— Не нашел еще своего Кокурина? — спросил Саша.

Он печатал с помощью большого, пузатого, как самовар, увеличителя, а в свободные секунды перелистывал под лабораторным фонарем страницы какой-то попавшейся ему на глаза брошюры. Это была потрепанная старая книжечка о Мексике, выпущенная Географиздатом и неизвестно как оказавшаяся в фотолаборатории. Впрочем, в оперативно-техническом отделе благодаря Саше можно было встретить и еще более старые и еще более потрепанные, а главное, еще более далекие от криминалистики книги.

— Не нашел, — и Налегин присел на стул рядом с экспертом.

— Ничего новенького не появилось? — спросил эксперт, по инерции отметив про себя удивительную сухость климата внутренних областей Мексики, обусловленную малочисленностью рек.

— Кое-что появилось. На улице Софьи Ковалевской недавно получила квартиру медсестра гор псих… не выговоришь! Неврологического диспансера… Чернова Зинаида Сергеевна. Я не могу тебе толково объяснить, почему она вызвала у меня подозрение… Дома ее не было — оказывается, ушла обследовать больных на своем участке. Я заинтересовался этими обследованиями: в медицине их называют котибами…

— Катибами? — Саша оторвался от книги: незнакомое, таящее в себе некий высокий научный смысл словечко заинтересовало его. — Очевидно, от каутио — осторожность, осмотрительность…

— Осмотрительность? — в свою очередь, заинтересовался Налегин. — Это слово подходит, хотя на самом деле все прозаичнее: это только контрольное обследование труда и быта больного. Короче, они приходят к соседям, расспрашивают обо всех мелочах быта больных, всем интересуются…

— Ну и проверь ее! — сказал Саша, снова уткнувшись в книгу и перевертывая страницу.

— Наводчиков у нас Шубин проверяет, а я сам — по линии скрывающихся, бежавших… Но все-таки справку о Черновой я написал.

— А с какой целью?

— Помнишь, преступница в Москве соврала, что едет в Донецк к отцу?..

— Который страдает старческим психозом? Между прочим, точнее было бы сказать — предстарческим или пресенильным…

— Преступница не придумала более привычную для окружающих болезнь, какую-нибудь там гипертонию, атеросклероз, — Налегин привычно уперся локтями в стол и уронил подбородок в ладони. — Назвала старческий психоз не задумываясь, как если бы речь шла о насморке… Заметь, это не показалось ей чем-то бросающим тень на старика или на нее саму… Нельзя ли предположить, что она имеет дело с этой отраслью медицины?

Эксперт Саша был книголюбом-гурманом. В отличие от обычного элементарного книголюба он считал, что хорошая книга должна все время идти вместе с хорошей музыкой или интересной мыслью. Он отбросил брошюру о Мексике и, пока Налегин развивал идею дальше, открыл первый попавшийся под руки журнал и прочел наугад: «От запаха рыбы, от вида красных, обветренных рыбаков становится вкусно дышать и смертельно тянет в харчевни, расположенные напротив базара, в которых, без сомнения, жарится эта камбала и макрель…»

Городской психоневрологический диспансер находился почти на самой окраине города в старом двухэтажном здании, обнесенном полуразвалившимся и заросшим травой кирпичным забором. Шубин был здесь впервые.

Решительно раздвинув плечами очередь у регистратуры, он нагнулся к окошечку.

— Чернова Зинаида Сергеевна работает?

Голос его прозвучал так громко и решительно в этом наполненном шепотом и унынием доме, что вся очередь встрепенулась, а регистраторша тут же ответила:

— В седьмом. На втором этаже.

У седьмого кабинета разговаривали две немолодые женщины в белых халатах; брюнетка крашеная и брюнетка естественная, широколицая, с узким разрезом глаз, добродушная, даже немного ленивая.

— Типичный алкогольный делирий, — говорила она. — Главное, что он с участка Кантура, а Кантур свою сестричку отпустил…

— Пусть теперь сам и возится!

— Зинаида Сергеевна! — Тощий долговязый субъект уже несколько раз привставал со стула, чтобы привлечь внимание медсестры.

— Ответ на мой запрос еще не пришел. Вы когда его отправили?

Шубин запоминающе метнулся глазами в направлении его взгляда. Значит, брюнетка с естественным цветом волос — это и есть Чернова. Нет, не она ездила в Москву сбывать драгоценности, не она… Снова они заявились не по адресу… Но не мешает все-таки проверить до конца!

— Дня три, не меньше, — ответила Чернова больному и мягко, вперевалочку зашлепала по коридору. В диспансере весь персонал щеголял в домашних туфлях.

— Я ее не узнал, — доверительно сказал Шубин долговязому. — Это же Чернова! Она зимой в белой шубке ходила?