Дж. Коннолли - Слоеный торт

– Вполне.

– Он дважды был женат. Первый раз взял в жены особу голубых кровей, дальнюю родственницу одного известного мафиозного клана. Она получила первоклассное образование, водила знакомство с нужными людьми, к тому же носила двойную фамилию – чем вам не выгодная партия? Ко всему прочему, семья герцогини не имела за душой ни единого пенни. Очевидно, в нашей стране это извечная проблема всех аристократов. Тот капитал, что после смерти завещал ей отец, пошел на уплату налога на наследство. Но моего приятеля это обстоятельство ничуть не напрягало. К тому времени он зарабатывал деньги быстрее, чем она успевала их тратить. Дела шли в гору. Он владел баснословным состоянием, заключал сделки с иностранными правительствами. Она оставалась в Англии и расходовала финансы по собственному усмотрению. Каждый день она сливала огромные суммы денег. И все бы ничего, да только вскоре мой друг начал понимать, что, несмотря на красоту и манеры, дамочка совершенно чокнутая. И дело даже не в ее тратах – это он мог спокойно пережить, – дело в наркотиках. Он никогда их не одобрял, а тем более не мог смириться с тем, что его собственная жена попала в зависимость. Ночью она уходила из дома в чем мать родила и в таком виде бродила по окрестностям, пока кто-нибудь из местных не приводил ее домой.

– Она что, страдала лунатизмом?

– Куда там, ей просто хотелось голой прогуляться на свежем воздухе. Такое она выкидывала регулярно, как и много других безумных номеров. Эта аристократка родила дочь Шарлотт. Мой друг нежно зовет ее Шарли и целует землю, по которой она ходит. В конце концов, они разбежались, но мой друг до сих пор отстегивает им немалые суммы, так что его женщины ни в чем не нуждаются. Мне кажется, ребенка она родила, чтобы заманить его в ловушку. Эти благородные дряни такие ушлые. Люди вроде нее могут проследить историю семьи до Вильгельма Завоевателя. Они называют нашу королеву и членов королевской семьи германцами, да еще с таким лицом, словно им сунули под нос кусок дерьма. Да кем они, черт подери, себя возомнили?!

– Совершенно справедливо, – замечаю я.

– Мой друг объясняет это безумие кровосмешением. Я ему сказал: «По-моему, они похожи на далматинцев. Дурные собаки. Воротят нос от питбулей. А сами точно так же бросаются на людей».

Джимми щелкает пальцами. Джин и Морти кивают головами.

– Если у них недостаточно пятнышек, их топят, – говорит Джин.

– Кого? Членов королевской семьи? – сухо переспрашивает Джимми.

– Далматинцев.

– Джин, я ведь пошутил. – Прайс закатывает глаза. После чего продолжает: – Так или иначе, малышка Шарли получает от жизни все самое лучшее: элитные школы, пони, круизы, шикарную одежду. Мой приятель боготворит дочь, в то время как ее мамаша теряет последние капли рассудка. Она отдала свое чадо в пансион, а сама вернулась в город и связалась со всяким сбродом. Все время она или пьет, или глотает пилюли, которые достает у какого-то шарлатана с Харлей-стрит. А недавно мадам подсела на настоящий продукт. Ты понимаешь, о чем я? – Он подмигивает мне. – Роскошный дом, который мой кореш купил для нее, открыт для всяких подонков и отбросов общества.

– А он не пытался лишить ее родительских прав и добиться опеки над дочерью? – спрашиваю я.

– Хороший вопрос ты задал, сынок. Последнее время он борется не на жизнь, а на смерть, чтобы получить опекунство над собственным ребенком. Но каждый раз она заявляется в суд абсолютно трезвой, как ни в чем не бывало. И сумасшедшим уже считают его самого, ведь получается, что он рассказывает какие-то небылицы. Вот ведь изворотливая стерва. Я полагаю, немалую роль играют здесь и ее родственные связи. – Джимми с видом заговорщика оглядывается по сторонам. Инстинктивно мы слегка наклоняемся к нему. – Я сказал, что выручу его. И предложил похитить чертову бабу, напичкать дом «жучками» или применить метод шантажа. Был еще вариант: отстрелить яйца ее альфонсику или, может, расчленить паразита, поставляющего ей «дурь», полоснуть ему бритвой через всю задницу. В то время это считалось весьма популярной расправой. Я тогда водился с по-настоящему отчаянными ребятами. Они были способны на все. Ему бы не пришлось ни о чем волноваться. Но мой кореш отказался. Сказал, что мой план никуда не годится. Очень зря. Стоило ему произнести слово, и однажды утром его долбаная аристократка не проснулась бы от передозировки. Но он сказал «нет». Категорически. Откуда только он ее взял? Эту категоричность.

Джимми постепенно заводится. Похоже, он ненавидит старого приятеля за то, что тот не дал ему возможности сотворить зло. По-моему, он действительно хочет размяться, чтобы произвести впечатление на однокашника.

– Эта беспринципная дрянь просто открыто издевается над ним. Черт! Открыто.

Трижды он саданул рукой по столу, дабы усилить впечатление от сказанного. Должно быть, означенная особа глядела на нашего господина Джеймса Прайса сверху вниз, как на какого-то выскочку, нувориша, очевидно, считая его пресмыкающимся, место которому в тени под камнем. Он принял это за личное оскорбление.

– К-черту сучку. Она не стоит и пенни. Валяется, наверное, где-нибудь под забором.

Перевожу: он искренне надеется, что она валяется под забором. Джимми избавляется от нее щелчком пальцев.

В основном зале суетятся официанты. Они хоть и находятся слишком далеко, чтобы что-либо расслышать из нашего разговора, но все же заметно нервничают от того, что босс нецензурно выражается и колотит кулаками по столу. У него даже течет слюна, и он уже начинает злоупотреблять бренди по сотне фунтов за порцию.

– В общем, несколько лет мой приятель бился головой о стену в тщетных попытках переиграть систему. Пока наконец до него не дошло, что это бесполезно. Он продолжал отслюнивать суверены и набрал команду отчаянных молодчиков из бывших солдат и частей особого назначения, чтобы те, как ангелы-хранители, присматривали за малышкой Шарли. Мать вернула девичью фамилию, чтобы бывать в местах, где обычно не принимают людей вроде нас.

– Может, она и права, Джимми. Вы сами сказали, что у них очень развиты родственные связи. Прямо как у нас.

– А вы были правы по поводу этого парня. – Обращаясь к Морти и Джину, мистер Прайс кивает в мою сторону. – Он на самом деле живчик. – Он делает глоток бренди и глубоко затягивается сигарой. – У нее дурные намерения. Разумеется, она желает девочке только хорошего, однако также стремится подпортить жизнь бывшему мужу. Ею движет злоба. Столько враждебности в чертовой бабе!

– Я, кажется, начинаю понимать, в чем дело, – замечаю я.

– Хорошо. Так вот Шарли устроили в престижную школу на южном побережье, но вскоре выяснилось, что она пошла в породу матери. Начала покуривать марихуану и связалась с дурной компанией. Девочке тринадцать, а она ночи напролет где-то шляется и возвращается лишь под утро. Ее выгнали из школы, потом из другой, из третьей, и уже не осталось ни одного учебного заведения, куда ее можно было бы отослать. Разве что в какую-нибудь среднюю школу при местном дурдоме. Нет, Шарли не какая-нибудь там тупица. Понимаешь, у нее что-то вроде шизофрении или, как говорят, раздвоение личности. С одной стороны, это милейшая девчушка, добрая, ласковая, с огромными карими глазами. Просто прелесть! С другой же – бесенок, одержимое демонами создание. Мне довелось видеть и то, и другое ее проявление.