Дж. Коннолли - Слоеный торт

– Видите ли, Джим, на это может уйти целый день, а может, и целая вечность.

– Найди ее.

– Сделаю все, что смогу.

– Сделаешь все, что сможешь, и найдешь ее.

– Попробую что-нибудь придумать.

– Черт подери! Ничего не надо думать! Просто найди ее! Понятно? Джин снабдит тебя всем необходимым. Мне надо знать, где они. Там уже решим, что предпринять.

– Понимаю, это, наверное, не мое дело, но… – Нет, это говорил не я. Кто-то другой. Только слова слетали с моих губ. Боже, заткнешься ты, наконец? – … что делать с парнем? Вы не хотите, чтобы он исчез?

Джин разглядывает пейзаж за окном, Морти буравит взглядом покрытую скатертью столешницу. Джимми достает из кожаного футляра новую сигару и медленно и терпеливо ее раскуривает.

– Ты прав, сынок, это не твое дело. Однажды ты окажешься за сотни миль отсюда и с трудом представишь, что это все происходило с тобой.

Он отводит взгляд, и я уже не вижу выражения его глаз. Джеймс показывает в сторону окна.

– Судьба Кинки заботит меня не больше, чем судьба букашек на тех розах. Специально для тебя повторю:МНЕ ПЛЕВАТЬ!

– Простите. Я зашел слишком далеко. Мне действительно очень жаль.

– Знаю. Но раз ты извинился, сынок, то все в порядке. Тут он со скоростью гремучей змеи подается вперед. Я даже отпрянул от неожиданности. Я и не предполагал, что старый козел может так проворно двигаться. Он пальцами хватает меня за щеку и начинает ее трепать.

– Вы только поглядите на это личико. Смотри, Джин. Морти, ты видишь? Сама серьезность.

Все смеются, и наш безумный дядюшка Джимми хохочет вместе с нами.

– Обо всем докладывай Джину. Я киваю.

– Детали, подробности, необходимые мелочи… Не сообщайте мне подробности, просто скажите, что дело сделано. Кто это сказал, сынок?

– Не знаю. Может, Уинстон Черчилль? Во время Второй мировой?

– Близко. Нет, это сказал я, Джеймс Лайонел Прайс. – И расхохотался так, что у него покраснело лицо. – По окончании дела тебя ждет неплохая премия. – Он игриво подмигивает.

Щелчком пальцев Джимми призывает официанта рассчитать нас. Подписывает бумажку, словно в этом заведении у него открыт счет, поднимается со стула и с довольным видом похлопывает себя по животу.

– Будем на связи. Приятно было пообщаться. Нет, серьезно, мне всегда приятно встречаться с людьми, не лишенными здравого смысла, да и манер тоже.

– Спасибо, мистер Прайс. Я тоже рад, что наконец познакомился с вами подобающим образом.

Все встают, выходят из-за стола и направляются к выходу. Джимми останавливается и молча указывает на стол, за которым мы только что сидели. Ах да. Я оставил там конверт с фотографиями Шарли. Приходится за ним вернуться.

В вестибюле нам возвращают куртки и телефоны. Мне нужно отлить, и я направляюсь в сортир. Тут я понимаю, что Джимми идет за мной следом.

– Надо опорожниться на дорожку. Смотри-ка, сколько тут цветов, – замечает он. – Черт, можно подумать, что попал в цветочный магазин. Или на похороны.

Смеется.

Мы мочимся, моем руки и уже направляемся к двери, как вдруг Джимми подпирает ее ногой. Он оглядывается по сторонам, хотя и так знает, что мы здесь одни.

– Послушай, сынок, выполни для меня эту работу и катись на все четыре стороны. Никто, повторяю, никто не станет тебе препятствовать. Усек?

Я киваю. Кто-то пытается открыть дверь. Джимми удерживает ее ногой.

– Если ты решился выйти из игры, да будет так.

В дверь барабанят и толкают все сильнее и сильнее. Я уже слышу, как там чертыхаются и осыпают нас проклятиями.

– Ни одна тварь не посмеет даже пискнуть в твою сторону. Даю слово.

Тот, кто стоит за дверью, стучит теперь так, как обслуживающий персонал стучится в гостиничный номер. Джимми хлопает меня по плечу и подмигивает. Потом убирает ногу и быстрым движением широко распахивает дверь. Там стоит дворецкий.

– Все в порядке, мистер Прайс? – встревоженно спрашивает тот и, глядя мимо нас, осматривает туалетную комнату.

– Все хорошо, Анжело. Дверь немного заедает. Должно быть, разбухла из-за дождя. – Босс подмигивает так, чтобы не видел Анжело. Дождя не было уже несколько недель. – В следующий раз, когда я приеду сюда обедать, обязательно захвачу набор инструментов, и мы уберем пару слоев. Тут работы-то на полминуты. Много снимать не придется. – Он проводит рукой по краю двери и меряет взглядом объем работ.

– Да, мистер Прайс. Спасибо, мистер Прайс. И мы выходим из уборной.

– Любят меня здесь, сынок, – замечает Джимми.

Морти и Джин уже ждут нас на улице, на гравийной дорожке. Прайс немного пьян, поэтому на солнце и свежем воздухе его развезло еще больше. Он даже слегка пошатывается. Шофер подруливает к нему на «ягуаре», выходит и открывает боссу дверь.

– Мы еще поговорим, – шепчет Прайс на ухо Джину. Усевшись в авто, Джимми снова мне подмигивает.

– Любит он тебя, – говорит Джин, как только заводится машина. – Ты ему как сын, которого у старика никогда не было, – смеется он. – С этого момента придется обращаться к тебе «Сынок Джимми». Да, мистер Мортимер?

– Называть вас Джимми? Ну, если вы настаиваете, мистер Прайс… Ой, простите, Джимми, – прикалывается Морти.

– Да пошли вы оба.

– Он сосватает тебе своих дочек. Неплохой получится брачный союз, – продолжает Джин.

– Они хоть ничего?

– Ну, моделями их не назовешь: габариты покрупнее будут. Но тебе понравятся. Мистер Мортимер говорил, тебе нравятся толстушки. Тем более сразу две. Правда?

– Прости, дружище. Сорвалось с языка, – подыгрывает Морти. – Зато у толстух плотные «киски».

– Созвонимся завтра утром, – разворачиваясь, бросает напоследок Джин. – Введу вас в курс дела. Adios, amigos.

Возвращаемся в город. Молчим. Обдумываем ситуацию. Мы провели день с Джимми Прайсом. Он пытался услужить нам, накормил обедом. Да еще в таком шикарном ресторане. Наверное, он приглашает туда тех, на кого хочет произвести впечатление. Многие на нашем месте прыгали бы от счастья. Такую эйфорию испытывают лишь футболисты, забивающие победный гол на последних минутах матча финальной игры в розыгрыше кубка. Вся дальнейшая жизнь меркнет в сравнении с этим торжественным моментом. Они достигли наивысшего подъема, и никакое количество алкоголя, девочек и «кокса» никогда не принесет им такого удовлетворения, как этот опьяняющий миг. Таким образом, они становятся на путь неудачников. Остаток жизни будут в какой-нибудь занюханной забегаловке подробно пересказывать собутыльникам историю о том, как сидели за одним столом с «самим стариной Джимми». Будут хвалиться, как «большой босс» пригласил их на обед, потрепал за щеку и попросил об одолжении.

Какая-то двусмысленная ситуация. С одной стороны, Джимми одобрил мое намерение выйти из дела. Так что, если у кого-то возникнут проблемы в связи с моей отставкой, я спокойно сошлюсь на мистера Прайса. А проблемы наверняка возникнут. Мало кому удавалось сойти с дистанции и сохранить здоровье. Нужно было найти подход к старому психопату Джеймсу, и, кажется, мне это удалось. И все же что-то здесь не сходится. Я чувствую себя так, словно во время просмотра фильма в самый решающий момент выскочил за хот-догом и упустил какую-то важную деталь, так что теперь с трудом понимаю, что происходит на экране. С какой стати безжалостному мистеру Прайсу брать кого бы то ни было в долю? Почему я должен быть исключением? Мог бы я при всем желании ему отказать? Не проще было бы ему ткнуть мне в грудь пальцем и просто отдать приказ найти девчонку? Для меня это означало бы резко отступить от плана и, что самое важное, от собранных накоплений, активов, уже переваливших за отметку в один миллион фунтов. Никогда не забывай: ты имеешь дело со скользким типом, который любит кормить людей небылицами. Стоит ему поверить, и он поведает тебе очередную байку. Но, говоря откровенно, рассказы его относятся к разряду тех, знать которые нет никакой необходимости. Если бы дело обстояло именно так, Прайс мог бы спокойно пригласить меня в кафе около рынка, заказать мне бутерброд с ветчиной да чашечку чая с молоком, после чего велел бы разыскать девчонку. Тут либо я пользуюсь привилегиями, либо он меня шантажирует. А может, и то, и другое сразу. Я скорее склоняюсь к последнему варианту. Лучше, как говориться, горькая правда.