Эллери Куин - Девять месяцев до убийства

— Этот бумажник мы нашли, — вставил свое слово инспектор, — но он был пуст.

— Я прочел об этом в газетах. На прощание я сказал Халькису, что больше не желаю и слышать об этой истории. Когда мы его покидали, Халькис был совершенно подавленным: он сам себя перехитрил. На счастье, мы не встретили никого, выходя из дому. На улице я сказал Гримшо, что забуду об этом деле, если он не станет впутывать меня в него.

— Когда вы видели Гримшо в последний раз, мистер Нокс? — спросил инспекюр.

— В тот вечер. Я был рад, что отделался от этого негодяя. Я дошел до угла 5-й авеню, взял такси и поехал домой.

— А что делал Гримшо?

— Он остался на тротуаре перед виллой Халькиса и проводил меня взглядом. На следующее утро — я уже знал, что Халькис умер — я получил письмо, написанное рукой Халькиса. Судя по почтовому штемпелю, оно было отправлено незадолго до его смерти. Он, видимо, написал его еще в пятницу ночью, после того, как я и Гримшо ушли. Оно у меня с собой.

Нокс достал из бумажника листок и протянул его инспектору. Тот развернул и прочитал вслух:

— Мой дорогой Дж. Дж. Нокс, то, что произошло сегодня ночью, наверное, выставило меня перед вами в дурном свете. Но, к сожалению, я не могу помочь себе. Я потерял много денег, и у меня связаны руки. Я никоим образом не собирался впутывать вас в эту историю, я просто не рассчитывал на то, что этот негодяй Гримшо доберется также и до вас и будет пытаться шантажировать. Я обещаю вам, что в будущем вы никак не будете скомпрометированы этим делом. Я обещаю вам, что заткну рот Гримшо и его сообщникам, даже если мне придется продать свое дело, пустить с молотка собрание кар тин и занять деньги в счет страхования жизни. О Леонардо не знает ни один человек, кроме Гримшо — он у меня останется доволен. Я даже со Слоуном не говорил об этой картине, а Слоун в курсе всех моих дел… X.» — Это, вероятно, то письмо, — сказал инспектор, — с которым Халькис отправил на почту мисс Бретт, утром в субботу.

Эллери спокойно спросил:

— Вы никого не посвятили в это дело, мистер Нокс?

— Никого, — усмехнулся Нокс. — Ни один человек из моего ближнего и дальнего окружения не имеет ни малейшего представления о том, что у меня есть картина Леонардо. Сампсон сделал официальную мину.

— Вы, конечно, сознаете, что находитесь в очень щекотливой ситуации, мистер Нокс…

— Что вы хотите этим сказать?

— Мистер Сампсон хочет сказать, — сухо пояснил инспектор, — что вы тоже оказались втянутым в махинации.

Нокса, однако, не так легко было запугать.

— А вы что, сможете найти эту картину, господа мои?.. Без картины Леонардо все ваши доказательства не будут стоить и ломаного гроша.

Инспектор прищурился.

— Не хотите ли вы этим сказать, мистер Нокс, что нс намерены сдать картину, и даже вообще будете оспаривать, что обладаете ею?

Нокс помассировал свой подбородок и спокойно посмотрел вначале на Сампсона, а потом на инспектора.

— Мне кажется, господа мои, вы прилагаете свои старания не там, где надо. О чем, собственно, речь?.. Вы, собственно, расследуете убийство или занимаетесь какой-то сомнительной сделкой?

— Мне все-таки кажется, мистер Нокс, — сказал инспектор, поднимаясь, — что вы здесь занимаете какую-то странную позицию. В конце концов наша задача состоит в том, чтобы не упустить абсолютно ничего. Если вы посмотрите на дело именно с этой стороны, то поймете, что, вероятно, было не особенно умно с вашей стороны посвящать нас в свою тайну.

— Вы просто разрываете, мое сердце, инспектор, — сказал Нокс, явно разгорячившись. — У меня есть два основания для таких действий. Во-первых, я хотел бы помочь вам расследовать убийство, а во-вторых, мой личный интерес заставляет меня раскрыть всю темную предысторию.

— Что вы хотите этим сказать?

— Мне кажется, что я основательно вляпался в это дело. Картина Леонардо, за которую я заплатил три четверти миллиона, написана вовсе не им!

— Ты погляди! — инспектор проницательно посмотрел на него сверху вниз. — Вот, оказывается, где собака зарыта… Когда вы это выяснили?

— Вчера вечером. Я отдал картину на исследование эксперту, который работает на меня. Он полагает, что картина принадлежит кисти какого-то ученика Леонардо, а может и Лоренсо Дикреди, современнику Леонардо. Оба эти художника были учениками Вероччио. Я безоговорочно могу доверять своему эксперту. Во всяком случае, картина стоит максимум несколько тысяч… Меня чертовски провели.

— Как бы то ни было, а картина принадлежит музею Виктории, мистер Нокс, — задиристо сказал прокурор. — Вы должны отправить ее обратно в музей.

— А откуда мне знать, что она принадлежит музею Виктории? Вдруг мне всучили всего лишь копию? Я не сомневаюсь, что картину Леонардо действительно украли из музея Виктории. Но это еще не значит, что именно ее продали мне.

Эллери сказал:

— В любом случае будет разумно, если все присутствующие станут сохранять строжайшее молчание обо всей этой истории.

Всем пришлось согласиться с этим. Неоспоримо, Нокс был хозяином положения. Прокурор решил вернуться к этому делу в более подходящее время.

— Прошу извинить меня, но я, как поверженный герой, еще раз хочу вернуться на арену, — сказал Эллери с необычайным смирением. — Я хотел бы знать, что произошло с завещанием, в прошлую пятницу вечером, мистер Нокс.

— Гримшо отказался принять предложение об изменении завещания. Тогда Халькис, своей скованной походкой слепого, прошел к сейфу, вложил завещание в стальную коробку и закрыл бронированную дверь.

— Ас чайной посудой? Как было на самом деле?

— Она находилась на маленьком передвижном столике рядом с письменным столом, — пояснил Нокс. — Халькис спросил нас, не желаем ли мы чаю. Как я заметил, вода в кипятильнике уже вскипела. Мы оба отказались. Пока мы вели разговоры, Халькис приготовил чашечку чаю себе.

— Он при этом использовал к чаю яйцо и ломтик лимона?

— Да. Но поскольку наш разговор был крайне напряженным, он так разволновался, что забыл выпить свой чай. Чай совершенно остыл. Пока мы были в комнате, Халькис не отпил ни единого глотка.

— А на подносе были приборы на три персоны?

— Да. Две чашки остались неиспользованными, и, разумеется, никто не наполнял их водой.

Эллери перехватил слово:

— Считаю необходимым исправить некоторые ошибки, чтобы создать предпосылки для нашей дальнейшей работы. Без сомнения, мы имеем дело с очень искусным противником. Пожалуйста, послушайте внимательно.

Преступник с поразительным остроумием направил нас на ложный след. Он предложил нам такие зацепки, которые должны были привести нас к выводу, что убийца — Халькис. Когда мы сейчас узнаем, что еще несколько дней спустя после смерти Халькиса на подносе стояла лишь одна использованная чашка, то становится ясным, что обманный маневр, в соответствии с которым питались создать впечатление, что пили из трех чашек, был предпринят именно убийцей. Он переливал содержимое из одной чашки в каждую из двух чистых до тех пор, пока не остались явственные следы того, что все они были использованы. Тогда он вылил воду из чашки. Разумеется, он тщательно все обдумал и' решил не менять воду в кипятильнике, ведь она-то как раз и должна была стать исходным пунктом моей ложной теории, в соответствии с которой Халькис будто бы пытался заявить, что у него будет двое гостей, лишь затем, чтобы впоследствии избежать подозрения в убийстве. Чтобы подвести базу под эту ложную теорию, убийце требовалось имитировать такие обстоятельства, которые свидетельствовали бы, что Халькис не был слепым. Здесь ему на помощь пришел случай. Он обнаружил схему, в соответствии с которой одевали Халькиса, или знал об этой схеме раньше. Когда он нашел пакет от Бэрета, в холле на столе, он воспользовался противоречием в цвете и спрятал пакет в спальне Халькиса, ожидая, что мы найдем его.