Лесли Чартерс - Вендетта для Святого. Тихо как тень. Этрусская сеть

Утром на третий день после ареста Брука в наручниках перевезли из полицейского управления в городскую тюрьму. Тюрьма «Мурата», стоявшая на восточном конце Виа Гибеллина, в полной мере испытала натиск наводнения. И теперь, с новыми коваными решетками на окнах и свежепокрашенными дверями и оконными рамами, она показалась Бруку куда приветливей, чем унылое здание управления полиции в центре города.

В тот же день его посетил британский консул. Брука он застал за чтением «Потерянного рая».

— Какой-то англичанин сидел тут шесть месяцев, — пояснил он, — пока пытались найти доказательства, что он совершил подлог. Перевел три главы гекзаметром на итальянский. Местами вполне прилично.

— Надеюсь, вас не оставят тут на шесть месяцев, — сказал сэр Джеральд. — Как идут дела?

— Сегодня утром здесь был Тоскафунди. Видно, ему очень хочется, чтобы я сознался.

— Что убили Мило Зеччи?

— Неумышленно. С учетом плохого уличного освещения и того, что там уже были аварии, суд мог бы решить, что Мило я сбил, не заметив; все равно был бы осужден, но на меньший срок, чем если бы сбил его, понял, что произошло, и оставил там умирать.

— Так вам рекомендует Тоскафунди?

— Да.

— Звучит разумно, но трое ваших друзей будут разочарованы, если вы сознаетесь. Ваш друг капитан Комбер, ваша служанка Тина и моя дочь Элизабет.

— Чудная троица, — признал Брук. — А каково их мнение о том, что случилось?

— Насколько я понимаю, они считают, что профессор Бронзини занят какой-то деятельностью, если не преступной, то непорядочной, и боится, что вы разрушите его планы. И поэтому он устроил вам ловушку. Пока вы будете торчать за решеткой в ожидании суда, он провернет свою махинацию.

— Понятно, — протянул Брук. — Но зачем тогда присылать мне собственного адвоката? Что, его угрызения совести замучили? Или хочет отвести от себя подозрения? Или для него главное, чтобы я сознался и он мог быть уверен, что наказание меня не минует?

— Я бы сказал, последнее.

— Но как мои друзья полагают, как им удалось меня подставить?

— Полагают, кто-то видел Мило Зеччи, сбитого машиной, сообщил Бронзини, и тот не упустил свой шанс. А чтобы обвинение выглядело более убедительным, той же ночью разбили вам фару.

— Здорово они это придумали, а из Бронзини сделали просто сверхзлодея. Только я как-то не вижу его в такой роли. А вы?

— Если честно, не верю этому бреду ни на грош.

— И какой же, по их мнению, подозрительной деятельностью занимается Бронзини?

— Насколько я знаю, они еще не решили. Но, видимо, это как-то связано с продажей этрусских древностей.

Брук задумался, рассеянно листая «Потерянный рай», словно пытаясь бежать от действительности обратно к могучему противостоянию Добра и Зла, схватившихся в звездной бесконечности. Сэр Джеральд не раз в своей жизни беседовал со многими людьми во всяких тюрьмах, но никогда не встречал никого, кого бы так демонстративно не интересовала собственная судьба.

— Видимо, это тоже из области бреда, — добавил он.

— Не знаю, — сказал Брук. — Там со мной произошло кое-что интересное. Когда я ездил взглянуть на их раскопки, меня сопровождал его управляющий Ферри, и мне показалось, что он во всем разбирается. Сказал мне, что открыли родовую гробницу знаменитого этрусского пирата по имени Трине. Он там был изображен на своем боевом корабле с великолепным шлемом на голове. Потом, выходя из гробницы, я хотел заглянуть в одну небольшую комнатку по другую сторону коридора, но Ферри это не понравилось, и он быстро меня увел. Но, посветив фонариком, я кое-что успел заметить. Тот самый шлем, что на настенной росписи…

— Тот же шлем?

— Точно такой же.

Сэр Джеральд задумался, потом сказал:

— Но я не понимаю…

— Если шлем принадлежит Тринсу, который был главой всего рода или племени, его должны были найти в самой центральной гробнице всего комплекса. В гробнице, которую можно было бы назвать сокровищницей и которую они вроде все еще ищут.

— Понимаю, — протянул сэр Джеральд. — Хотите сказать, что если гробницу все же нашли, то скрывают это?

— Да, это одна из возможностей, — подтвердил Брук.

От старых опасений, что она неудачно выйдет замуж, он давно избавился. Теперь начинал бояться, что вообще не выйдет.

— Да перестань ты, ради Бога, — сказала Элизабет.

— Ты о чем?

— Перестань вздыхать. Обещаю не вовлекать тебя в деятельность, недостойную дипломата.

— Я думал не о себе, — возразил сэр Джеральд. — И если по правде, не о тебе, а о Бруке.

— Хочешь сказать, что, если поднимем шум, ему придется еще хуже?

— Вот именно.

— Потому что в глубине души убежден, что он виновен. Думаешь, он сбил Мило Зеччи из-за очередного приступа и сам об этом не знает? Сознайся!

— Я…

— Признание умиротворяет душу…

— Не навязывай мне свои взгляды, пожалуйста! Я слишком стар, чтобы мною командовали. Не в чем мне сознаваться.

— Но ты все равно так думаешь и потому хочешь добиться срока поменьше. Но я-то знаю, что он невиновен, и хочу доказать это. Нужно доказать его полную невиновность.

Сэр Джеральд вздохнул снова.

— Но вы хотите доказать наличие умысла, Антонио. Обвиняете его в том, что он умышленно сбил Зеччи и уехал. Каковы ваши доказательства на этот счет?

— Показания свидетельницы Кальцалетто. Когда заскрипели тормоза, она обернулась и увидела, что машину занесло и она остановилась. Но потом снова сорвалась с места и поехала в ее сторону. Она была так удивлена, что запомнила номер. А когда наутро было найдено тело, сообщила в полицию, как порядочная гражданка.

— Как порядочная гражданка, — прокурор кивнул.

— Тормозной след утром еще был виден и подтвердил ее рассказ.

— Кальцалетто утверждает, что несчастье произошло в половине одиннадцатого. Откуда такая уверенность насчет времени?

— Она была в гостях у сестры, оттуда ушла в четверть одиннадцатого. Идти ей до Виа Канина пятнадцать минут.

— Любопытно, — заметил прокурор, — как люди, которые обычно понятия не имеют, который час, становятся предельно точны, столкнувшись с преступлением.

— Есть причины сомневаться в ее показаниях?

— Вовсе нет. Но, с другой стороны, как нам усомниться в показаниях могильщика? Как его, собственно… Карло Фрутелли?

— Фрутелли, по моему мнению, ненадежный свидетель.

— Почему?

— Он слишком стар и бестолков. И глух как пробка.

— Но он же слышал, как проехала машина, и скрип тормозов, и визг шин в заносе. И совершенно уверен, что это произошло в половине двенадцатого. Как вы это можете объяснить?

— Очень просто. Он и правда все это слышал, но перепутал время.

— Но время он называет очень уверенно, — подкусил его городской прокурор. — И надо же, он тоже был в гостях у сестры. Ушел от нее в одиннадцать, и ровно полчаса ему нужно, чтобы дойти до дома у ворот кладбища.