Лесли Чартерс - Вендетта для Святого. Тихо как тень. Этрусская сеть

— Вы могли бы сделать блестящую карьеру преступника, мисс Уэйл, — сказал Харфилд Мосс.

Да, ему было о чем подумать.

Карабинер Сципионе лично отправился на кладбище, расположенное за Виа Канина. Машину он оставил в начале улицы и дальше, посвистывая, пошел пешком. Даже днем место это нельзя было назвать приятным. Тротуар узкий и горбатый, мостовая потрескавшаяся, запущенная, занесенная оставленною дождевыми потоками грязью. По одну сторону — ряд домов, предназначенных на снос, с заколоченными окнами и заросшими бурьяном палисадниками. По другую — невысокий забор с заржавленной решеткой поверху, охранявший покой усопших и остатки их памятников.

Сципионе насвистывал все бодрее. Это был веселый малый, полный южного жизнелюбия. Он весь так и излучал здоровье, глаза светились радостью жизни.

Открыв ворота, он по тропинке направился к лачуге могильщика, стоявшей за живой изгородью из кипарисов. Крохотный домишко не превышал размеров соседних склепов. Еще на ходу Сципионе обдумал ход допроса. Не стоит старику угрожать. Достаточно жесткого взгляда и ощущения скрытой силы. Остальное можно просто продиктовать. Он постучал и вошел.

Могильщик Карло Фрутелли сидел за кухонным столом, но не один. Напротив него, раскрыв потертый блокнот и довольно улыбаясь, сидел доктор Риккасоли.

На следующий день в половине десятого сэр Джеральд Уэйл, войдя в здание консульства, сразу попросил телефонистку соединить его с одним номером в Риме, а сам потом заперся в кабинете.

Когда зазвонил телефон, он долго беседовал с кем-то по имени Колин, но получил только несколько нейтральных ответов. Наконец не выдержал:

— Будь так добр понять меня. Если Комбер не работает на нас, то я хотел бы знать, в чем дело, и как можно быстрее. Сегодня вечером ко мне явится местный полицейский начальник, он будет требовать, чтобы Комбер немедленно покинул Флоренцию.

Повесив трубку, он вытер потный лоб, потому что уже с утра стояла ужасная жара, и приготовился принять первых посетителей. Ими оказались не кто иные, как Фелиция Брук и мисс Плант. Обе были настроены крайне воинственно.

— Если бы со мною посоветовались с самого начала, — заявила мисс Плант, — ничего такого случиться просто бы не могло. Вы допустили, что мистер Брук стал жертвой политических махинаций. Мои итальянские друзья утверждают, что, если он будет осужден, прокурору Риссо обеспечено место в муниципалитете. А этот Риссо — крайне неприятный и надутый выскочка.

— До чего же мы дожили, если наши соотечественники превращаются в агитационный материал? — поддержала ее мисс Брук.

— К сожалению, я не знаю, как…

— И кроме того, в среде нашей британской колонии упорно твердят, что вы сами посоветовали Роберту Бруку сознаться. Этого, конечно, не могло быть, но ведь нет дыма без огня…

«Ах, дьявол…» — сказал сэр Джеральд. Произнес это про себя, когда дамы уже ушли, схватил свою мягкую бурую шляпу, мягко говоря, специфического британского фасона и отправился в тюрьму «Мурата». Домой он вернулся довольно поздно. Элизабет ждала его с обедом.

— Ты его видел? — спросила она. — Как он? Как вообще дела? Что ты думаешь о Риккасоли?

— Прежде чем я отвечу хоть на один вопрос из четырех, хочу коктейль с джином, — сказал консул, падая в кресло и утирая пот со лба.

— Он перед тобой. Так что не тяни.

— Я говорил с Бруком, все в порядке, настроение нормальное. Меня даже это испугало.

— Испугало?

— Да, испугало. Если кому-то угрожает серьезная кара, он должен хоть чего-то опасаться. А Бруку все равно. Можно подумать, что он даже рад стать мучеником.

— Ты его не понимаешь. Только потому, что не подает виду…

— Подает или не подает, но, по-моему, такая апатия — дай Бог, чтобы я ошибался, — напоминает тоску по смерти.

Элизабет, пораженная, уставилась на него:

— Ты это серьезно?

— Конечно. Полагаю, с ним что-то случилось после гибели жены и неродившегося ребенка. Нечто непоправимое. Он как часы, у которых лопнула пружина. Нет, это сравнение не годится. Когда лопнет пружина, часы перестают идти, но с Бруком все иначе. Внешне с ним все нормально, кроме редких приступов амнезии. Но внутри у него что-то умерло.

— Не умерло, — сказала Элизабет. — Только застыло. Со временем оттает.

— Дай Бог, чтобы ты была права. — Сэр Джеральд выпил коктейль и подал стакан дочери, которая налила ему снова. Потом они надолго дружно погрузились в молчание. — У него новый адвокат, но это ты уже знаешь, да? Я встретился с ним в тюрьме, и мы пошли к Бруку вместе.

— Что ты о нем думаешь?

Сэр Джеральд рассмеялся.

— Оригинал. Почти все время, что мы там были, они с Бруком беседовали о музыке.

— О музыке?

— Спорили, звучит один пассаж в какой-то сонате Бетховена «да-ди-ди-да» или «да-да-ди-да».

Элизабет заметила:

— Ну, он хотя бы отвлекся.

— Риккасоли, кажется, неглуп. Он сделал то, что никому не пришло в голову, хотя непонятно почему. Он сходил к врачу.

— Какому врачу?

— К тому, которого старик Зеччи должен был посетить в тот самый вечер, когда произошло несчастье, ты разве не помнишь? Он хотел выйти оттуда черным ходом и встретиться с Бруком.

— И он это сделал?

— Не сделал, — сказал сэр Джеральд. — Не сделал, потому что до врача вообще не дошел.

В час дня доктор Риккасоли распахнул двери кафе на Виа Торта и заглянул внутрь. Внутри не было никого, кроме Марии, которая читала газету у стойки. На правом виске белел широкий пластырь, и вся она казалась бледнее и вялее, чем обычно. Не подняла головы, когда вошел Риккасоли, и тому пришлось кашлянуть, чтобы обратить на себя внимание.

— Что вам?

— Я имею честь беседовать с синьоритой Марией Кальцалетто?

— Имеете. Но если вы из газеты, то я уже рассказала все, что знала.

Риккасоли придвинул к ней по оцинкованной стойке визитку. Мария взглянула на нее с деланным равнодушием:

— Надо же, адвокат. Что вам угодно?

— Прежде всего «чинзано» с водой и кусочком льда.

Мария достала бутылку, налила в стакан и добавила льда из морозильника под стойкой. Риккасоли, опершись на стойку, наблюдал за ней. Потом достал что-то из кошелька. Глаза Марии расширились при виде розовой банкноты в десять тысяч лир.

— К сожалению, у меня нет сдачи.

— Не беспокойтесь, — шепнул Риккасоли.

— Спа-спасибо. — Она отвела глаза.

Риккасоли загадочно улыбнулся. Достав из кармана еще одну визитку, перевернул ее и тонким золотым пером написал на обороте: «Если не можете говорить здесь, найдете меня по этому адресу в любой день в шесть часов вечера».

Когда он допил и вышел на улицу, портьеры раздвинулись и появился здоровяк.