Джерард О`Нил - Черная месса

– Как вы относитесь к тому, что мы собираемся сделать? – спросил Вольф, закончив объяснения. – Не испытываете ли страха или чего-нибудь в этом роде?

– Нет. Я не боюсь за свою безопасность, – ответил Флемми. – И совершенно об этом не беспокоюсь.

Но в душе у него наверняка все кипело. Флемми был ошарашен подобным поворотом событий. С самого своего ареста в 1995 году он помалкивал насчет секретных отношений с ФБР. Флемми считал свой арест ошибкой или, может быть, в некотором роде необходимостью, прикрытием его связи с ФБР, но в любом случае спектаклем, который быстро закончится при помощи Балджера и их общих друзей из ФБР. «Я твердо верил, что Джеймс Балджер свяжется с людьми, которые сумеют нам помочь, потому что мы столько лет помогали ФБР», – скажет позднее Флемми. Он спокойно ждал, помня, что много лет назад, в 1960-х, Полу Рико и ФБР потребовалось почти четыре года, чтобы снять с него обвинения в убийстве и взрыве бомбы и вымостить ему дорожку для возвращения из Канады домой.

Кроме того, Флемми понимал, что Вышак спорит с Кардинале о том, можно ли раскрывать личности осведомителей, вовсе не из любви к нему. Истинная причина заключалась в другом. Вышак пытался добиться безупречности и однозначности дела, стремился помешать Кардинале исключать из обвинения любые доказательства. А теперь, говорит судья, тот факт, что он являлся осведомителем ФБР, вот-вот выплывет наружу после долгой истории отношений его, Балджера и ФБР. Флемми чувствовал, что его предали. И не он один. Прихвостень Балджера, Кевин Уикс, служил курьером между Флемми и Коннолли, регулярно навещая Флемми в тюрьме. «Джон Коннолли передал мне через Кевина Уикса, что очень расстроен положением, в котором оказались мы с Джимом Балджером», – сказал Флемми.

– А как насчет Кена Фишмана? – спросил Вольф. – Известно ли вашему адвокату что-нибудь обо всем этом?

– Я расскажу ему прямо сейчас, – ответил Флемми. – Мне не трудно.

– Значит, я могу пригласить его сюда и закрыть вопрос?

– Конечно.

Флемми, заметно оживившись, сделал Вольфу комплимент, дружески хлопнув его по спине: «Ваша честь, вы почти добрались до сути дела. Я в этом не сомневаюсь. Прямо в точку. Еще чуть-чуть, и вся история будет перед вами, как на ладони».

Вернулся Фишман, и судья вкратце сообщил ему о прошлом Флемми, объяснив, что получил документы, подтверждающие, что Флемми являлся информантом ФБР «много, много лет». Вскоре вернулся и Пол Коффи из министерства юстиции, сказав: «Если суд позволит, мне бы хотелось с ним поговорить».

Коффи повернулся к Флемми и Фишману. «Мне бы хотелось иметь возможность уединиться где-нибудь с вами и рассказать, что, как мне кажется, необходимо сделать».

– Превосходно, – с сарказмом отозвался Фишман. Адвокат изо всех сил старался сохранить лицо. Разоблачение походило на оглушительный удар, и хотя Фишман достаточно долго был в своей профессии, чтобы не показать, насколько потрясен, голова у него шла кругом. «После двадцати двух лет работы адвокатом защиты по уголовным делам у вас развивается интуитивная реакция, некая характерная неприязнь к человеку, выбравшему для себя службу осведомителя», – сказал он.

Кроме того адвокат точно знал, к чему ведет Коффи – воспользовавшись внезапным шоком, быстро, «по горячим следам» уговорить Флемми войти в программу защиты свидетелей и давать показания против остальных уже со стороны обвинения.

Коффи сразу ринулся вперед и сделал свой бросок. Флемми коротко отрезал: нет. «Если я для вас такой ценный кадр, то что я здесь делаю?» Фишман пытался подавить собственные, сбивающие с толку чувства. Он хотел как можно быстрее уединиться со своим клиентом. Ему требовалось решить, что делать, и вскоре он уже мысленно составлял план, который превратит «отрицательную» информацию в положительную. Поскольку ФБР, может заявить Фишман, «санкционировало» преступления, совершенные Балджером и Флемми, в обмен на информацию о преступном мире, гангстеры не могут предстать перед судом за преступления, на совершение которых у них имелось разрешение.

Этот ход станет в дальнейшем известен как «защита осведомителя», и для поддержки своего решения Флемми вскоре начал составлять письменные показания под присягой о его работе на ФБР и об обещаниях, которые, по его словам, давали ему агенты ФБР: никогда не преследовать в судебном порядке ни его, ни Балджера.

22 мая, завершая многомесячные закрытые слушания и изучение засекреченных документов, судья Вольф удовлетворил желание Кардинале назначить открытое судебное слушание доказательств. В сорокадевятистраничном постановлении Вольф заявил, что цель открытого слушания – разрешить Кардинале и остальным адвокатам защиты допросить агентов и должностных лиц ФБР на предмет отношений бюро с Балджером и Флемми, с тем чтобы суд мог решить, следует ли исключить из дела магнитофонные записи и прочие доказательства. С этой целью, заявил судья, он решил, что должен предписать министерству юстиции публично предоставить информацию, действительно ли Балджер, Флемми и остальные индивидуумы, включенные в ходатайство Кардинале, «предоставляли секретным порядком сведения для правительственных организаций».

Если правительственные организации не пожелают подчиниться его приказу, отметил Вольф, у них имеются другие варианты. Он признавал, что его постановление подрывает «общепризнанную заинтересованность правительственных организаций в извлечении максимальной пользы из неразглашения истинных личностей своих осведомителей с целью поощрить поступление от них большего количества необходимой информации». Он сказал, что временами правительственные организации «предпочитают скорее прекратить дело, чем подтвердить или опровергнуть факт наличия сотрудничающих с ними индивидуумов». Но, заключил Вольф, если правительство хочет продолжать борьбу с мафией и бандой Балджера, ему придется поделиться своими тайнами.

Вышак уговаривал Вольфа изменить решение, но судья резко отказал.

Несмотря на постановление, команда прокуроров не собиралась бросать дело. Обратной дороги не было. Вследствие этого министерство юстиции решило действовать и сделать то, чего никогда не делали федеральные должностные лица в Бостоне: 3 июня 1997 года, более чем через два десятилетия после того, как Джон Коннолли впервые обратился к Уайти, министерство признало в суде роль Балджера как долгосрочного осведомителя ФБР.

Пол Коффи произнес магические слова: «Я, Пол Коффи, находясь под присягой, даю показания и сообщаю, что в соответствии с судебным ордером от 22 мая 1997 года, я настоящим подтверждаю, что Джеймс Дж. Балджер являлся осведомителем бостонского отделения Федерального бюро расследований (ФБР)». Теперь, говорил Коффи, правительству остается только признать существование Балджера. Он объяснил, почему в случае с Балджером было принято решение отступить от строгой практики защиты конфиденциальности личности информантов. Балджер, продолжал он, «обвиняется в ведении преступной деятельности, что включает в себя совершение множественных серьезных насильственных преступлений в течение долгих лет». Череда преступлений совпадала по времени с его деятельностью как осведомителя ФБР. Более того, Балджер, в настоящее время находясь в бегах, пытается избежать ответственности за множественные совершенные им преступления. Эти факторы, объединившись, создали «уникальные и редкие обстоятельства», резюмировал Коффи, позволившие раскрыть личность Балджера с целью упрятать его за решетку. «Балджер утратил право на то, чтобы его статус информанта оставался не подлежащим разглашению».