Лейф Перссон - Подлинная история носа Пиноккио

– Чувствуй себя как дома, Анника, – милостиво разрешил Бекстрём, не поднимая глаз от бумаг, которые якобы читал.

– Спасибо. – Анника Карлссон села на стул возле его стола и положила перед своим руководителем толстую папку с заявлениями.

– Это собрание сочинений о страданиях полицейских по защите животных, – объяснила она. – Ты обещал разобраться с ними.

– Главным образом ради тебя, – буркнул Бекстрём.

– Тогда я дам тебе один совет. – Анника Карлссон откинулась на спинку стула.

Она переговорила с коллегами из отдела правопорядка полиции Сольны, благодаря чьим стараниям госпожа Линдерот в конце концов открыла двери чиновницам из правления лена и впустила их в квартиру. Они также намекнули ей о ближайшей соседке новоиспеченной преступницы, до глубины души возмущенной правовым беспределом, которому, по ее мнению, подверглась госпожа Линдерот.

– Если верить рассказам коллеги Аксельссона (это его мать уже много лет дружит с нашей подозреваемой), ни на полицейских – защитниках животных, ни на чиновницах не было униформы или каких-то знаков различия, указывавших на их принадлежность к государственным структурам. По словам соседки, они сначала позвонили в дверь госпожи Линдерот и барабанили по ней, а потом один из них стал орать в щель для почты, требуя немедленно открыть. Спустя непродолжительное время старушка приоткрыла дверь, не сняв предохранительную цепочку, и высунула наружу старый пистолет, и тогда коллеги отпрянули и, как ошпаренные, бросились прочь и остановились на лестнице.

– У нее, у Линдерот, я имею в виду, есть глазок в двери? – спросил Бекстрём.

Судя по виду Анники Карлссон, ее настроение сейчас резко улучшилось.

– Ага, Бекстрём, – сказала она. – Теперь я узнаю тебя. Нет, у нее нет глазка, поэтому никакого удостоверения она не могла увидеть, а о визите ее заранее не уведомили.

– Насколько можно верить соседке?

– Она живет на том же этаже. Ее дверь находится напротив двери госпожи Линдерот, и на ней есть прекрасно функционирующий глазок, если тебе интересно. И, как только снаружи послышался шум, она прильнула к нему. В какой-то момент, похоже, даже записала их с помощью своего мобильника. От изображения, конечно, толку мало, а звук хороший. Она воспроизвела мне запись по телефону, и коллеги явно давали жизни. В любом случае она также не понимает, о чем речь. По ее словам, она даже собиралась звонить в центр экстренной помощи. Поскольку поверила, что в квартиру ее соседки пытались проникнуть обычные охотники до чужого добра. Две женщины и двое мужчин, а она недавно читала, в одной статье в «Сольна-Нютт», кстати, что такие часто действуют смешанными группами из лиц обоего пола.

– Ты сама разговаривала с ней? С этой соседкой?

– Да, а ты как думаешь? Я допросила ее по телефону, и это, наверное, не хуже, чем если бы я притащила ее сюда.

«Сейчас ее голос звучит как обычно, – подумал Бекстрём. – Вполне доброжелательно, от агрессивности не осталось и следа».

– Интересно, – многозначительно произнес он и подумал: «Не стоит, пожалуй, суетиться».

– Да, конечно. Тогда, я думаю, ты разберешься с этим дерьмом.

Коллега Карлссон показала на стопку заявлений и рывком встала со стула.

– Кстати, я хотела сказать вот еще что… Наше последнее приобретение, малышка Рогерссон, пожалуй, оставляет желать лучшего, хотя она и дочь твоего лучшего друга.

– О чем это ты?

– У нее еще молоко на губах не обсохло. Она же ребенок совсем, Бекстрём. Несмотря на ее огромную грудь, из-за которой ты и другие мужики из отдела пускаете слюни.

– Не велика проблема. – Бекстрём пожал плечами. – Высохнет. Кстати, есть места, где от сухости прямо беда, – продолжил он с невинной миной.

«Получила», – подумал он.

– О чем ты? Какие места?

– Ну, во рту, например. Представь, ты сидишь и болтаешь всякую ерунду, и у тебя внезапно пересыхает во рту. Не самая веселая ситуация, – объяснил Бекстрём. – А что, ты думала, я имею в виду?

«Вот тебе, чертова лесбиянка, пища для размышления», – злорадно подумал он, незаметно переместив руку к тревожной кнопке под своим письменным столом. Так, на всякий случай.

– Береги себя, Бекстрём, – сказал Анника Карлссон, при этом ее глаза сузились до минимума, и она показала на него рукой.

– Спасибо, – не остался в долгу Бекстрём. – Мне тоже было приятно встретиться с тобой. Хорошего дня тебе, Анника. Всегда рад видеть.

«Все женщины без ума от меня, – подумал он, как только Анника покинула его кабинет и закрыла дверь за собой. – Даже такая, как коллега Карлссон, пусть она и соревнуется в открытом классе, и сам черт не поймет, в каком разряде».

Ровно через минуту в его дверь постучали снова, на сей раз более застенчиво. И как раз перед тем, когда он взял ключ и собирался вновь отпереть заветный ящик.

– Входи, кто там, – крикнул Бекстрём, поскольку, судя по звуку, это уж точно не могла быть Анника Карлссон, решившая вернуться по какой-то причине.

«Хрен редьки не слаще», – заключил он, когда увидел нового посетителя. Инспектор Росита Андерссон-Трюгг полных пятидесяти лет, из которых ни один год не прошел для нее бесследно, собственное стихийное бедствие отдела. Хорошо еще, он успел взять в руку телефон.

– Ты должна меня извинить, Росита, – сказал Бекстрём и махнул ей, давая понять, что ему не до нее. – Мы разберемся со всем завтра. У меня сейчас важный разговор, – добавил он, прикрывая рукой трубку.

– Завтра? А ты сможешь рано утром? Это важно. – Коллега Андерссон-Трюгг строго и недоверчиво посмотрела на него.

– Конечно, конечно. – Бекстрём снова замахал рукой, теперь немного более энергично, и демонстративно прижал телефон к уху.

«Надо поставить замок на чертову дверь, – подумал он, как только Андерссон-Трюгг ушла, и за неимением лучшего снова включил красную лампу над входом в кабинет. А потом на всякий случай взял стул для посетителей и прижал его спинкой к двери, заблокировав ручку. И, вернувшись на свое место, сел и отпер ящик письменного стола.

На этот раз стоит приложиться от души, решил он. На улице тем временем пошел дождь. Настоящий летний ливень с неистовой силой обрушился на окно его офиса, ставшего тюрьмой для него.

– Какой ужасной жизнью мы, люди, живем, – глубоко вздохнул он.

Вечером в понедельник 27 мая Бекстрём прочитал доклад для пенсионеров Сольны о том, как им лучше всего защищаться от преступников, удивив тем самым своих коллег из полиции, когда они в конце концов узнали об этом. Дело в том, что Бекстрём обычно избегал подобной активности и, кроме того, имел репутацию человека, одинаково плохо относившегося как к данной категории населения, так и к маленьким детям. Они постоянно ныли, не вызывали доверия и вообще были непонятными, одновременно требуя к себе слишком много внимания со стороны пашущих в поте лица и вполне нормальных людей. Кроме того, от них плохо пахло. И все они – и пенсионеры, и маленькие дети – обходились гораздо дороже, чем того стоили. Это понимал любой нормальный человек, считал Бекстрём. Однако в данном случае он сделал исключение.