Владимир Гурвич - Деньги дороже крови

— За ваше здоровье, — провозгласил он уже второй за разговор тост в честь меня.

Я терялся в догадках, все это было не с проста.

— Знаете, — сказал он, не сводя с меня глаз, — какая главная проблема нашего жуткого времени?

— Всем не хватает денег, — дал я свою версию ответа.

— Если бы, — махнул он рукой, — деньги — это не самое важное.

В его устах такое заявление следовало воспринимать как второе откровение. И это говорит Фрадков, в чьей жизни существует лишь одна, но пламенная страсть — как раз эти самые деньги. Что за вечер чудес.

— Что же тогда самое важное? — заинтригованный, спросил я.

— Найти человека, которому можно доверять.

— В самом деле, — согласился я, — это не просто.

— Я рад, что вы согласны со мной. Но мне кажется, что вы как раз из тех редких людей.

— Вы мне льстите.

— Нисколько. Я наблюдаю за вами. А знаете, чего вам не хватает в жизни. — Фрадков замолчал, не то, ожидая моей реакции, не то, о чем-то раздумывая.

— Честно говоря, не задумывался над этим вопросом.

— А я задумался. Хотите, скажу?

— Даже очень хочу.

— Вам не хватает влиятельного покровителя. Чтобы быть самостоятельным, у вас слишком мало денег, вам нужен кто-то у кого их достаточно.

Настала очередь задуматься мне. Разговор с каждой новой репликой становился не только интересней, но явно двигался к своей кульминации.

— Может быть, вы и правы, хотя до сих пор я старался, насколько позволяли обстоятельства, оберегать свою независимость.

— Я уважаю вашу позицию, но не кажется ли вам, что бывают моменты, когда смена ориентации весьма полезна, — внезапно хмыкнул Фрадков.

— Я вовсе не исключаю, что такой момент может настать. У всех нас в зачатке существуют самые разные наклонности. В том числе и весьма неожиданные.

Фрадков улыбнулся, давая понять, что оценил мое тонкое замечание. Но тут же его лицо приняло гораздо более для него привычное настороженно-хмурое выражение.

— Я уже вам говорил, что как мало людей, которым можно доверять даже в небольшой степени, — промолвил он.

Я наклонил голову, таким образом, подтверждая, что действительно такие слова были им произнесены.

— Мне бы хотелось иметь в своем окружении человека, на которого я бы мог положиться. И не только положиться, но который при необходимости умеет действовать по обстановке. И при этом способен проявлять смелость и инициативу. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Конечно, я вас понимаю, иметь такого человека всегда очень полезно. Но мне-то казалось, что вы как раз в таких людях недостатки не испытываете. В концерне очень сильная служба безопасности.

— Да, да, — как-то недовольно произнес Фрадков, — но бывают моменты, когда не уверен в них до конца… — Он замолчал. Затем вдруг наклонился всем своим тяжелым и широким телом в мою сторону. — Почему бы нам с вами не заключить негласное соглашение, вы будете работать на меня… — Он вновь замолк. — Вы опытный человек и не мне вам объяснять, что я имею в виду. А я вам буду за это благодарен. — Рука Фрадкова стала двигаться в направление кармана, где находился бумажник. Но примерно на середине пути она замерла, а затем вернулась в исходное положение.

Мне даже стало немного жалко Фрадкова, на его примере можно было воочию наблюдать, какая тяжелая болезнь — жадность, как сковывает она человека, затуманивает мозги, искажает все чувства и желания. И еще неизвестно, на какое преступление он способен пойти под ее влиянием.

— Конечно, Михаил Маркович, я буду рад оказывать в силу своих возможностей вам услуги.

Фрадков, удовлетворенный тем, что ему не пришлось во второй раз за одну встречу доставать бумажник, с явным облегчением откинулся на спинку кресла.

— Я не сомневался, что мы поймем друг друга. Не хотите ли еще выпить?

— С большим удовольствием. — Пожалуй, впервые за весь вечер я не лукавил, у меня в самом деле снова пересохло горло.

После планерки, когда мы выходили из кабинета Кирикова, кто-то сзади взял меня за локоть. Я обернулся и увидел рядом с собой улыбающееся лицо Костомарова.

— Не загляните ли ко мне в кабинет, Леонид Валерьевич? Чайком попою.

— Против такого приглашения невозможно устоять, — попытался я ответить ему в тон. — И когда?

— Да хоть прямо сейчас. Зачем откладывать такие приятные вещи на потом. — Не отпуская моего локтя, словно боясь, что я ударюсь в бега, Костомаров повел меня к лифту.

Он отворил дверь своего кабинета и пропустил меня вперед. Я вошел, он сделал тоже самое следом за мной. Затем закрыл дверь на замок.

У меня вдруг возникла странная ассоциацию, что Костомаров закрыл не дверь своего кабинета, а дверь моей камеры.

— Присаживайтесь, — пригласил он. — Напоить вас чаем? А может быть, чем-нибудь покрепче, — подмигнул он мне.

Только не хватало, чтобы он меня еще и спаивал. Мне нужны кристально трезвые мозги, чтобы вести с ним поединок на равных.

— Спасибо, но рабочий день еще только начинается. Лучше все приятное оставить на его конец, а пока затратить все силы на плодотворный труд.

Костомаров рассмеялся и сел за свой канцелярский стол. Я отметил, что чай он так и не поставил. Значит, он, в самом деле, был бы не прочь меня напоить.

— Вот о чем я хотел с вами поговорить. Дело касается вашей сотрудницы Ольги Несмеяновой.

Я похолодел. Почему-то с этого фланга я совершенно не ждал удара.

— И что вы хотите сказать о ней?

— Нам удалось установить, что Ольгу Вячеславну и недавно исчезнувшего в неизвестном направлении вместе со своей семьей электрика Юрия Косова связывали дружеские отношения.

— Я об этом ничего не знаю, но не вижу в том ничего странного; они работают в одной организации, в одном здании. Причем, не один год.

— Да, конечно, но их отношения, так сказать, географически выходили за пределы этого здания. Нам удалось узнать, что они бывали друг у друга в гостях.

— Ну хорошо, предположим. И что из этого вытекает?

— А вы не понимаете? Даже странно. Из этого вытекает очень простая вещь: она может знать, где находится Косов?

У меня возникло ощущение, что с этого момента я начинаю двигаться по очень тонкому льду. Одно неверное движение и я провалюсь в студеную воду.

— Пожалуй, тут вы правы, это обстоятельство нельзя исключить. Но что вы хотите от меня?

Костомаров некоторое время молчал. Он задумчиво сидел за своим столом, при этом старался пальцами сломать карандаш. У него это не получалось, что вызывало легкое раздражение. Наконец ему это удалось, от бросил две карандашные половинки в урну, посмотрел на меня и улыбнулся. Почему-то от его улыбки у меня еще сильней похолодало внутри.

— Вы сейчас, Леонид Валерьевич, в фаворе. И мне было поставлено условие: все действия, направленные против вашей сотрудницы, согласовывать с вами.