Виктор Доренко - Ставка на бандитов

— В Троице-Лыково, что ли? — уточнил сидящий за баранкой парень.

— Нет, поближе, — ответил Сеня, — я тебе покажу.

Прорезая темноту ночи, автомобиль пересек Строгино и свернул на узенькую дорожку.

— Здесь не так быстро, — предупредил товарища старший, вглядываясь в кромешную тьму, — притормози чуть подальше.

Почти приблизившись к воде, поросшей по берегу невысокими деревьями и редким кустарником, машина остановилась.

Распахнув дверцу, Сеня вылез наружу и осмотрелся по сторонам.

На фоне звездного неба, отражающегося в темной глади реки, возник силуэт автомобиля, не вписывающегося в идиллическую картину ночной природы. От контура кузова отделилась маленького роста фигура и двинулась навстречу прибывшим.

Человек в черном и невысокий мужчина поравнялись.

— Привет, Заика, — степенно поздоровался пассажир «жигулей».

— Здоров, Сеня, — ответил Ступнин, — ну, как у тебя дела?

— У меня все нормально, а вот у брата Вадима проблемы, — отозвался молодой человек.

— А Монах? — Коротышка пристально уставился на собеседника.

Тот слегка замялся и произнес:

— Накладка вышла. «Мерс» я взорвал, но Монаха в нем не оказалось. Можешь снять за это половину.

— Ну зачем же, — улыбнулся Ступнин, — промахи в любом деле случаются. Ты честно работал, поэтому расчет получишь сполна.

— А документы? — в свою очередь, поинтересовался киллер.

— В машине, — спокойно сказал Заика, — зови приятеля, пусть на месте посмотрит, чтобы не предъявляли потом мне никаких претензий.

С этими словами коротышка направился к своему автомобилю, даже не оглянувшись на собеседника.

Через несколько секунд наемный убийца приблизились к заказчику, который держал в руках объемистый бумажный пакет.

Достав бланк заграничного паспорта, он протянул его водителю «жигулей» и сунул руку за вторым. Парень в надвинутых на нос очках принялся рассматривать документ при свете тусклой луны. Взглянув на фотографию, он удивленно уставился на Заику.

— Это не я, — очкарик указал пальцем в портрет, скрепленный круглой печатью.

— Наверное, я перепутал, — ответил Ступнин.

Последний слог слился с сухим щелчком.

В темноте майской ночи ослепительно блеснула вспышка вырвавшегося из бумажного пакета снопа огня. Водитель отпрянул, как от сильного удара, споткнулся и опрокинулся на спину, нелепо взмахнув руками.

Моментально оценив ситуацию, человек в черной одежде рванулся к кустарнику, петляя из стороны в сторону. В нескольких сантиметрах от его головы просвистела пуля. Ему осталось метра три до воды, и он попытался одним прыжком преодолеть это расстояние.

Неожиданно острая боль пронзила левую лопатку Сени, и он, подобно подстреленной птице, рухнул на обрывистый берег, не успев пробежать и половины дистанции.

Заика, стрелявший не целясь по бегущей в темноте фигуре, увидел, как человек подпрыгнул. Сделав наугад два выстрела, он отчетливо различил, как тело грузно шлепнулось на землю и покатилось к воде.

Приблизившись вплотную, Ступнин окинул взглядом уткнувшуюся в прибрежные воды фигуру. Удовлетворенно хмыкнув, он размахнулся и забросил пистолет подальше в реку.

Не торопясь, коротышка отыскал в траве остывающее тело водителя. Согнувшись, он зажег спичку и принялся шарить в траве. Наконец ему удалось нащупать ледериновую обложку заграничного паспорта. Подняв документ с земли, Заика аккуратно вытер его об одежду покойника и спрятал в нагрудный карман хлопчатобумажной рубашки.

До этого Ступнин отправлял людей на смерть руками исполнителей, ему ни разу не приходилась убивать собственноручно. К своему удивлению, он не испытывал никаких эмоций — его не тошнило, не бросало ни в жар, ни в холод. Наоборот, пришло ощущение покоя и умиротворенности.

Садясь за руль своего автомобиля, он гордился проделанной работой. Казалось, впервые в жизни он чувствовал себя настоящим мужчиной.

Включив зажигание, Заика довольно подметил ровную работу двигателя и, переведя ручку автоматической коробки передач в положение «D», надавил на педаль акселератора. Через несколько мгновений габаритные огни сто сорокового кузова «мерседеса» растворились в темноте ночи.

Бытует мнение: убийцу тянет на похороны жертвы. Так это или нет, но все-таки Ступнин приехал на поминки Сергея Стародубцева. На кладбище, правда, он не стал появляться, так как с детства их боялся. Однако Заика не побрезговал заявиться в квартиру своего заместителя, который от горя не мог найти себе места.

И причина скрывалась не только в приличиях, обязывающих Ступнина засвидетельствовать Вадиму свои соболезнования. Заика преследовал определенную цель — переговорив со своим помощником, натолкнуть того на определенные мысли. Что называется, навести тень на плетень.

Надев черный смокинг, галстук-бабочку и белую рубашку, Ступнин переступил порог квартиры, в которой витал дух неутешного горя, главным виновником которого являлся элегантно одетый коротышка, скрывавший под маской траура абсолютное безразличие к судьбе погибшего.

Наверное, ничто не сближает людей так сильно, как смерть. По квартире неслышно передвигались какие-то незнакомые люди, в большинстве пожилые женщины с траурными косынками на головах. Все тихо переговаривались между собой, будто боялись потревожить усопшего, который якобы еще находился среди них.

Пройдя в комнату, Заика увидел накрытые столы и людей в трауре, сидевших за ними.

В конце стола, неестественно сгорбившись, примостился Вадим. Казалось, он постарел на целых десять лет. Ввалившиеся глаза припухли от слез, а на висках засеребрилась седина. Небритые несколько дней щеки покрылись жесткой щетиной. Подняв усталый взгляд, он непонимающе уставился на вошедшего.

Заика подошел к своему помощнику и, крепко обняв того, сказал, придавая своему лицу скорбное выражение:

— Прими мои соболезнования.

В другом состоянии Стародубцев сразу заметил бы фальшь в голосе и воровато бегающие глазки, но он находился в глубокой депрессии и ничего не видел.

Вадим указал гостю на стул и наполнил до краев граненый стакан, протягивая его Ступнину.

— Давай помянем братишку, — произнес пришибленный горем мужчина и залпом осушил свой стакан до дна.

— Пусть земля будет ему пухом, — вторил Заика, вливая внутрь обжигающую жидкость.

За столом велся приглушенный разговор, однако ни Вадим, ни Заика, ни сидящая рядом со Стародубцевым Алена не принимали в нем участие.

Вадим, подперев руками голову, угрюмо молчал — ни Алена, ни Заика не решались ни о чем его расспрашивать.

Антикварные часы, стоявшие в прихожей, пробили девять вечера — гулкие удары разнеслись по квартире, казавшейся теперь пустынной.